ЕВГЕНИЙ ГОНТМАХЕР: «МЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ СТРАНА БЕДНЫХ ЛЮДЕЙ И НИЗКИХ ЗАРПЛАТ»

Софья РУСОВА

13 октября 2025

В первый год СВО по данным Росстата ВВП России снизился всего на 2,1%. Сегодня в проекте нового бюджета страны на 2026-2028 годы ожидается дефицит свыше 5,7 трлн рублей. Реагируя на нехватку средств в бюджете власти повышают налоги. Уже сейчас часть опрошенного населения (22-23%) заявляет, что им не хватает денег до следующей зарплаты. Сможет ли российский бюджет справиться с дефицитом? К чему приведёт изменение налоговой системы? Сколько бедных и малообеспеченных людей сегодня в России?

После начала специальной военной операции часть экспертов прогнозировали обвал российской экономики, однако в первый год СВО по данным Росстата ВВП снизился всего на 2,1%. Наиболее чувствительные санкции, ограничивающие экспорт нефти, газа, угля, древесины, вводились медленно и стали сказываться только в 2023 году. Но сегодня в проекте нового бюджета страны на 2026-2028 годы ожидается дефицит свыше 5,7 трлн рублей. Рост дефицита объясняется «недобором» нефтегазовых доходов. Накопленные финансовые резервы истощаются – объём фонда национального благосостояния снизился до 3,4 трлн рублей. Реагируя на нехватку средств в бюджете, власти повышают налоги: в планах повысить налог на добавленную стоимость (НДС) с 20 до 22% с 1 января 2026 года. Кроме того, Минфин предложил снизить с 60 млн до 10 млн рублей порог доходов для бизнеса по упрощенной системе налогообложения. В итоге ожидается ещё больший рост цен. По данным опроса ВЦИОМ уже сейчас часть опрошенного населения (22-23%) заявляет, что им не хватает денег до следующей зарплаты. В 2022 Росстат посчитал, что молодые семьи в России снизили потребление продуктов питания (от 8% до 22%), а в 2024 году стал замедляться общий потребительский спрос. По разным экспертным оценкам россияне не имели возможности откладывать «на чёрный день», а с сегодняшним ростом цен, кредитами и при фактическом отсутствии роста зарплат в большей части секторов экономики и вовсе считают это невозможным. О том, сможет ли российский бюджет справиться с дефицитом, к чему приведет изменение налоговой системы и сколько бедных и малообеспеченных людей сегодня в России, «Совершенно Секретно» поговорило с доктором экономических наук, профессором Евгением Гонтмахером.

- Министр финансов Антон Силуанов, выступая в Совете Федерации на слушаниях по бюджету, сказал, что выполнение социальных обязательств перед гражданами – одна из ключевых задач. Но расходы на оборону и силовые структуры (включая национальную безопасность) в 2025 году превышали траты на образование, здравоохранение, социальную политику и экономику, вместе взятые. Хватит ли в условиях таких приоритетов денег на реализацию социальных программ?

- Во-первых, бюджет может корректироваться при изменении внешних обстоятельствах. Обстоятельства могут быть самые разные. Например, если в следующем году будет окончание СВО. Это означает, что какие-то расходы, которые сейчас идут по оборонной части, скорее всего отпадут, и появятся резервы для переброски этих денег на социальные статьи. Или может быть ситуация, когда, допустим, сбор налогов будет не таким оптимистичным, как это предполагает правительство. Потом есть фактор санкций, которые будут на нас наложены ещё в ближайшие годы, фактор цен на нефть и газ на мировом рынке, которые мало предсказуемы. Я бы сказал, что все те выплаты, которые положены людям, останутся. И более того, по ним будет индексация. Вопрос только в том, насколько эта индексация покрывает инфляцию. Если мы возьмём ситуацию, например, с пенсиями, то они потихоньку за последние два-три года обесценивались, потому что та их индексация, которая проводится, не поспевает за инфляцией.

Справка «Совершенно Секретно»:

По данным Росстата уровень инфляции в августе 2025 составил чуть больше 8% за год. Но если посчитать суммарно за пять лет (с 2020 по 2024 годы), то уровень инфляции будет равен 51,18%.

Исследовательский холдинг «РОМИР» подсчитал, что реальная инфляция в России с начала СВО по июль 2024 года составила 71,4%. Эти цифры основаны на анализе реальных еженедельных покупок россиян и отличаются от официальных данных Росстата, который рассчитывает инфляцию на основе «виртуальной» потребительской корзины.

- Нефтегазовые доходы российского бюджета в сентябре 2025 сократились в годовом выражении на 24,5% и составили 582,5 млрд руб. против 771,9 млрд руб. в сентябре 2024, следует из данных Минфина, такая тенденция будет продолжаться?

- Наш федеральный бюджет получает примерно 25% доходов от нефти и газа, и в этом плане можно сказать, что мы слезаем с нефтегазовой иглы. Вопрос чем мы это замещаем? В значительной части ничем. Отсюда появление хронического дефицита бюджета. Мы по-прежнему сырьевая экономика. Давайте посмотрим на наш товарооборот, например, на его структуру с Китаем: с нашей стороны это минеральные продукты, металлы и так далее, а с их стороны – продукты высокой переработки. Нынешний проект бюджета отражает сложившееся положение, но очевидно, что в этот период после СВО мы должны будем подумать о новых его приоритетах. За счёт чего мы жить-то будем?

Понятно, что сами мы всё производить не можем. Мы страна по территории самая большая в мире, богатая страна. Но с точки зрения населения у нас страна не самая большая. Из 145 миллионов человек населения у нас примерно 82 миллиона в трудоспособном возрасте и порядка 70 миллионов заняты в экономике. Но если мы говорим о структуре занятости, то есть «обязательная программа»: это важные инфраструктурные виды занятости, такие как государственное управление, оборона и безопасность, правоохранительная деятельность, транспорт, здравоохранение, социальные услуги и тому подобное. И на реальный сектор экономики остается 50 миллионов рабочих рук. Может ли такая численность обеспечить реальное импортозамещение, про которое говорится много лет? Вопрос в том, чтобы для этих 50 миллионов человек придумать такую экономику, такую занятость, чтобы эти люди производили продукцию конкурентную не только в стране, но и в мире. Чтобы мы её продавали и покупали на вырученные деньги то, чего сами не производим. Мы должны ориентироваться на эффективный человеческий труд. И под эту задачу, видимо, рано или поздно нужно будет формировать государственный бюджет.

- Обоснованно ли сейчас повышение налогов, и как это скажется на бизнесе?

- Для закрытия дефицита бюджета в условиях санкций власть вышла на вариант с повышением налогов, хотя правительство обещало до 2030 года не менять налоговую систему. Есть такой феномен, который неоднократно проверен в мире: налоги повышаются, но абсолютный размер их сбора увеличивается не в том объёме, в котором предполагается из-за того, что какие-то предприятия уходят в тень, какие-то прекращают экономическую деятельность. В нашей истории такое было, в том числе сейчас, когда повысили налог на прибыль с 20% до 25%. Сейчас повышается налог на добавленную стоимость (НДС) с 20 до 22%. Производители, которые сейчас платят 20% НДС, будут вкладывать эти дополнительные 2 процентных пункта в цену продукции, которую мы с вами покупаем. В итоге их оплатит конечный потребитель: население и предприятия, которые покупают товары и услуги у других предприятий. Для граждан произойдёт удорожание жизни.

Что касается новаций, связанных с фактическим повышением налогов для малого бизнеса, то необходимо отметить: самые экономически развитые страны это те, в которых есть государственная поддержка малого и среднего бизнеса. Для того, чтобы это было и у нас, нужна другая налоговая политика. В своё время были правильные шаги в эту сторону – упрощённое налогообложение, ввели статус индивидуального предпринимателя, самозанятость. Но всё это начинают откатывать назад. Я надеюсь, что после окончания СВО мы вернёмся к поощрению среднего и малого бизнеса. Но это проблема не одного года, а целого исторического периода. В этом смысле у нас впереди довольно тяжёлые времена, поэтому важно в эти годы не потерять человеческий капитал. Потому что если мы его и дальше будем недофинасировать (у нас на здравоохранение государство тратит всего 3,5 процента ВВП, а на образование 4,5% ВВП, что в полтора-два раза меньше необходимого), то мы вряд ли сможем осуществить структурную трансформацию экономики. Для решения этой задачи тоже нужна другая налоговая и бюджетная политика.

- Какой сейчас в России тип экономики?

- У нас в целом рыночная экономика, но с большим государственным участием через так называемые естественные монополии и государственные концерны. Да, это нарушает чисто рыночный принцип, потому что, например, у «Газпрома» конкурентов в стране нет, но те же «Роснефть» и «Росатом» работают в рыночных условиях: получают прибыль, выходят на мировые рынки с ценами, которые определяются текущей конъюнктурой.

Поэтому в целом наша экономика экспертами определяется как рыночная: у нас действует потребительский рынок. Если бы у нас было регулирование цен, что является атрибутом не рыночной экономики, а экономики административной, у нас был бы товарный дефицит. Но у нас его, как правило, нет. Да, в результате санкций и антисанкций, которые мы сами ввели, ассортимент товаров у нас стал меньше, но всё равно у нас широкий их выбор. И инфляция, как это парадоксально не звучит, один из признаков рыночной экономики. Если бы была административная экономика, мы бы как в конце советского периода ходили по магазинам с талончиками.

- Как рыночная экономика сопоставима с такой широкой волной национализации собственности?

- Я не в курсе деталей по всем этим делам, нужно знать и юридические вопросы по каждому кейсу отдельно, но давайте рассмотрим ситуацию в общем. Происходит не национализация, а изъятие у прежних собственников и передача (продажа) этой собственности другим субъектам, которые государством считаются более добросовестными. Говорить о том, что у нас образуется какой-то новый сегмент государственной собственности из того, что изымается, нет оснований. Аэропорт «Домодедово» изъяли у бывших хозяев и планируют выставить его на продажу до конца 2025 года через открытые торги. С точки зрения принципов, это рыночная экономика, другое дело – как в каждом конкретном случае определяется, что у кого изъять и кому продать. В общем это называется переделом собственности, а не национализацией. Тут вопрос не экономический, а скорее политический. Есть какие-то группы у нас в стране, которые борются за то, чтобы иметь больше доступа к собственности.

- Сейчас государство в лице Генпрокуратуры пытается пересматривать итоги приватизации: недавно суд впервые изъял акции частных инвесторов из-за незаконной приватизации, которая была проведена ещё в 1992 году.

- В начале 90-х государство стремилось поскорее продать крупные советские предприятия. В том числе для того, чтобы сформировался класс крупных собственников. Предполагалось, раз это будут частные собственники, то они будут заинтересованы в том, чтобы эффективно вести производство. Потому что советские предприятия были крайне неэффективны и находились в очень плохом состоянии. Но эта гипотеза только частично оказалась правильной. В некоторых случаях это сыграло свою роль, в некоторых нет. В 90-е годы правовая база для приватизации была очень несовершенна, но какая уж была. До этого же не было института приватизации, а советское время закончилось неожиданно. Всё случилось в течение трёх дней во время ГКЧП. Стало понятно, что политическое, экономическое и социальное устройство не жизнеспособны. А что должно прийти на его смену, разработано не было. Вот и наломали дров, в том числе с приватизацией.

В то же время сегодня наша экономика, являясь рыночной, имеет не такую высокую эффективность, как должна – это факт. Как отметил недавно Герман Греф, у нас производительность труда по отраслям ниже, чем в экономически развитых странах, от 40% до четырёх раз. Получается, что собственники, которые владеют нашей экономикой, не так эффективны, как хотелось бы, но смена собственника должна обеспечивать ликвидацию этого отставания, а не просто смену фамилий бенефициаров.

Справка «Совершенно Секретно»:

Евгений Гонтмахер

Российский экономист, специалист в области социальной политики. Доктор экономических наук, профессор.
В 1992 году был начальником Управления уровня жизни и социальной поддержки населения Министерства труда России.
С октября 1993 года по апрель 1994 года – заместитель министра социальной защиты населения России. В 1997-2003 годах – начальник департамента социального развития аппарата Правительства РФ.
В 2009-2022 годах – профессор Высшей школы экономики. Автор учебных курсов «Практика социальных реформ в России», «Социальная политика России» и других. Автор книг и научных статей по общественно-политическим и социальным вопросам.

- Большинство россиян бедные люди?

- Давайте разберёмся, как это считать. По данным Росстата уровень бедности у нас снижается – в сентябре Росстат заявил, что с доходом ниже границы бедности (16 863 рублей в месяц) у нас находится почти 11 миллионов человек. Но бедность многолика и многомерна. Методика измерения бедности, основанная на показателях прожиточного минимума, уже во многом неактуальна, так как прожиточный минимум, установленный в России в далекий кризисный 1992 год, не позволяет поддерживать общепринятые стандарты жизни как нормальные для большинства жителей страны. Но даже по этим данным, к россиянам, живущим за чертой бедности, необходимо добавить ещё почти 12 миллионов граждан, чьи доходы находятся чуть выше прожиточного минимума, и лишь условность измерительного механизма не позволяет относить их к числу бедных.

В 90-е годы население обнищало, и тогда ввели в качестве авральной меры прожиточный минимум, который, кстати, официально назывался «физиологическим», исходя из которого бедными было порядка трети населения. Теперь мы должны перейти на другую оценку бедности. С нищетой, когда людям буквально не хватает на хлеб, мы в целом справились, теперь пора заняться «малообеспеченностью». А для этого нужны другие критерии определения бедности. В частности, процент от медианного дохода. У нас его несколько лет назад ввели, но по факту не используют. Нужно активно внедрять и такой подход, который учитывает отсутствие доступа к общественно приемлемому набору товаров и услуг.

Косвенным признаком того, что «малообеспеченность» у нас довольно широко распространена, является малочисленность среднего класса. По разным оценкам, в России средний класс составляет от 10 до 20% населения. Получается, что не менее 70% россиян это люди, которые не бедные с точки зрения «прожиточного минимума», но при этом не дотягивают до стандартов обеспеченной жизни. Будущее социального развития страны – это то, что мы делаем с этими 70%. С одной стороны мы не должны допустить их падения вниз, а с другой стороны большую часть из них надо попытаться поднять наверх. В экономически развитых странах средний класс – это примерно половина населения. А основу среднего класса составляет малый и средний бизнес, те, кто работает по найму, бюджетники, военнослужащие, полицейские, чиновники.

- Сегодняшние молодые люди могут рассчитывать, что в будущем у них будет пенсия?

- У нас так сложилось, что в последние 30 лет правила пенсионного обеспечения меняются очень часто, что, конечно, очень большая ошибка. Молодые люди, которым сейчас 20-30 лет и им ещё до пенсии далеко, должны быть заинтересованы в том, чтобы она была достойной. А для этого нужно легально зарплату получать, а не в конверте, участвовать в разных инвестиционных схемах. Но из-за постоянных изменений правил игры пенсионное будущее нашей молодежи просматривается очень плохо. Вообще, я бы сказал, что пенсионные системы во всем мире переживают фундаментальные проблемы: стареет население, идёт увеличение продолжительности жизни. Традиционные пенсионные системы находятся в предбанкротном состоянии, они не имеют будущего. Видимо нужно переходить на другие системы, например, вводить минимальный гарантированный доход или его разновидность – безусловный базовый доход. Но в России сейчас даже дискуссии нет в этой части, как и вообще дискуссии о социально-экономическом будущем страны.

- А каким вы видите социально-экономическое будущее страны?

- Ещё до окончания СВО мы должны задуматься о реформах, которые минимизируют все недостатки, накопившиеся за 30 лет предыдущих реформ. Это нужно для того, чтобы хотя бы радикально поднять эффективность экономики, повысить уровень жизни людей. Потому что мы по-прежнему страна бедных людей и низких зарплат. Мы должны работать над увеличением массива среднего класса. Рано или поздно встанет задача перевода военной промышленности на мирные рельсы. Должны резко увеличиться инвестиции в образование и здравоохранение. На смену тому, что происходит сейчас, должна прийти социальная политика, которая будет направлена на реальную, а не декларативную поддержку человека.