Стреляли в пианиста

Александр Клищенко

Стреляли в пианиста. Сухой звук повис в воздухе. Бац! Никто так и не понял, откуда он раздался. Жертва рухнула на клавиши головой вперед, когда еще звучала последняя нота, которую он только что сыграл. Оркестр какое-то время продолжал играть, прежде чем музыканты поняли, что пианино больше не следует за ними. Потом люди посмотрели друг на друга. Они повернули головы в сторону пианиста – недоверчиво, как и все мы. На сегодня игра и танцы закончены.

* * *

Оцепенение, непонимание. Смятение. Несколько криков и попытка пробиться в раздевалку, чтобы забрать пальто и попытаться сбежать отсюда. На улице зима. А внутри удушающая атмосфера. Люди локтями пробивали себе дорогу к выходу, но он оказался заперт. Рефлекторно молодая девушка, которая в иной ситуации даже не взглянула бы в мою сторону, схватила меня за запястье. Я воспользовался случаем и обнял ее. Она не вышла из себя.

Она была меньше меня ростом, и я уткнулся носом в ее волосы. Мягкий, хотя и немного резкий запах, смесь шампуня и пота. Она подняла на меня глаза и тихо прошептала: долго мы здесь пробудем? Я почувствовал, как ее грудь коснулась моей рубашки. Но в полумраке я едва различал ее лицо. Мы стояли так близко друг к другу, что я чувствовал ее дыхание, наполненное парами алкоголя. Она прижалась ко мне, ее грудь теперь откровенно давила на меня. У меня чуть не навернулись слезы на глаза.

Чтобы сдержать нарастающее нетерпение, бармен объявил, что предлагается выпить. Плохая идея – это вызвало движение толпы. Все собрались у бара, толкаясь и переговариваясь друг с другом. Температура поднялась на градус выше. За стойкой люди старались изо всех сил, чтобы разлить как можно больше напитков, но поток казался нескончаемым. Это могло закончиться бунтом. А что делала полиция?

* * *

Она прибыла, но никто еще не знал об этом, потому что изнутри мы не могли заметить, что вокруг заведения оцеплен периметр безопасности. Пока мы с трудом пробирались к напиткам, к бару подошел мужчина. Он выскочил одним прыжком, не шатаясь, а это означало, что он не был частью вечера. Действительно, это оказался главный инспектор. Я узнал об этом позже, когда мне было позволено встретиться с ним. Он сложил руки на груди и крикнул: никто отсюда не выйдет! Тут же последовали протесты. Он не мог заставить себя слушать, его голос перекрывался шумом. Но он все равно объяснил, что мы останемся на месте, пока не будут сняты показания со всех присутствующих здесь сегодня вечером. Если все сохранят спокойствие, это закончится быстро.

Девушка вытянула шею и попыталась что-то разглядеть, не имея возможности услышать. Я боялся, что она бросит меня. Но нет, она меня не отпускала. Наоборот, она слишком сильно вцепилась в меня, и ее ногти даже слегка поцарапали меня. Я улыбнулся, стиснув зубы. Этот вечер – это мой шанс.

Мы видели, как появились полицейские в форме. Они разместились в нескольких важных точках зала и заблокировали вход, который также являлся выходом. Трепет перед униформой, несомненно, заставил толпу успокоиться.

* * *

Старший инспектор, стоя на своей импровизированной кафедре, выглядел довольным. Ему больше не нужно было напрягать свои голосовые связки, чтобы его услышали. Он возобновил свои объяснения. Мы опросим всех, как заведено, и мы должны точно знать, кто тут находится. Кстати, если бы у присутствующих оказались удостоверения личности, это ускорило бы процесс. Он посоветовал нам вступить в сотрудничество. Учитывая, сколько нас – больше сотни на первый взгляд, – это дело может затянуться до рассвета и даже дольше. Он объяснил, как они будут действовать. Посадочные места будут реквизированы, мы будем принимать каждого по очереди. Он попросил сформировать три очереди, так как у него нет достаточного количества людей, чтобы создать более трех импровизированных офисов.

Мы с моей подругой этого вечера случайно оказались недалеко от одного из мест для допросов. Поскольку света в заведении было недостаточно, двое полицейских, чтобы осветить бумаги и то, что мы им представим по запросу, использовали фонарик. Один из них держал его в руке, а его коллега записывал в школьную тетрадь информацию, которую ему давали. Фамилия, имя, возраст, адрес и профессия. Затем следовало уточнение, – в какое время вы прибыли сюда сегодня вечером и с кем.

* * *

Я узнал, что мою новую знакомую зовут Гвендолин. Она заявила, что ей тридцать два года, и что она работает в агентстве по недвижимости. Она приехала около половины двенадцатого. Одна. Есть еще вопросы? Полицейский хотел узнать, вместе ли мы. Мне даже показалось, что я заметил подмигивание с его стороны. Я был рад, что он мог, хотя бы на мгновение, представить, что я встречаюсь с Гвендолин. Я не ответил, зато она позаботилась об этом за нас обоих. Она поспешила пояснить, что мы случайно оказались бок о бок из-за переполоха. Она не знала меня, я не знал ее. Однако она не уточнила, что это она первая подошла ко мне. Это было для меня в новинку – обычно девушки не видят во мне защитника мужского пола.

Пока она говорила, у меня была возможность рассмотреть ее под лучом фонарика. Брюнетка, она была весьма симпатична, но слишком накрашена. Яркая карминовая помада, которая, как я понял, гармонировала с ее юбкой. А та была короткая, кожаная, до середины бедер. Но самое главное – пара ее пышных грудей, подчеркнутых тонким, с широким разрезом свитером, вероятно, на один размер меньше. На ней не должно было быть бюстгальтера, потому что под свитером угадывались кончики ее сосков. Именно на это и был нацелен полицейский в тот момент, когда он подмигнул мне.

Есть что еще добавить? Поглощенный своими мечтами, я отрицательно мотнул головой. Когда мы сможем уйти? – спросила она, вставая. Скоро, мадемуазель, очень скоро, когда мы закончим со всеми этими людьми, – устало ответил полицейский, широким движением руки указывая на зал.

* * *

Мое сердце просто выскакивало из груди, я должен был удержать ее около себя любой ценой. Поэтому я осмелился предложить ей выпить. А что тут еще делать? – констатировала она нейтральным голосом.

Попеременно опуская глаза на дно моего бокала и на ее декольте, я попытался поддержать разговор. Ох уж эти разговоры в баре, где мы обычно не знаем, что сказать, и где мы слышим только одно слово из двух. Ты работаешь в сфере недвижимости... Давно? Она даже не приложила усилий, чтобы ответить. Взяв соломинку, она одним глотком высосала половину своего бокала виски с колой. Она мало говорит, но хорошо пьет. Я проглотил свое разочарование одновременно с глотком из своего бокала. Черт! Чтобы создать хоть какую-то видимость соучастия между нами, я выбрал то же, что и она, в то время как обычно от вкуса виски меня тошнило.

Я подумал, что она не услышала мои слова, и я наклонился к ее уху в последней попытке завязать разговор, но тут она вдруг резко повернулась, чтобы поставить свой пустой бокал на стойку. Ее лоб ударил меня в переносицу. Я выронил свой бокал, и его содержимое пролилось ей на декольте. Она инстинктивно откинулась назад, но не стала осыпать меня оскорблениями. Я замер, и мне пришлось проявить железную волю, чтобы перевести взгляд с грудей на ее глаза.

Она была вся мокрая. Она тщетно пыталась вытереться салфетками, которые взяла со стойки бара. И я, рефлекторно, чтобы помочь ей, схватил большую пачку бумажных полотенец и положил их ей на грудь. И получилось, что я глажу ее. Сама она отреагировала на это только через несколько секунд, схватив меня за оба запястья и очень сильно скрутив их. Чем больше она их поворачивала, тем сильнее я корчился от боли, пока не оказался на коленях. Я умолял ее остановиться, путаясь в извинениях. Вскоре вокруг нас образовалась толпа, и бармен подошел посмотреть, что происходит. Ей не нужно было, чтобы кто-то защищал ее. Впрочем, никто и не вмешивался, все только хихикали. И смартфоны были вынуты из карманов, чтобы заснять эту нелепую сцену.

* * *

Вышибала, скучавший с тех пор, как приехали полицейские, потому что больше никто не входил и не выходил, схватил меня за шею и поднял с пола так легко, словно я был маленьким котенком. Он бросил меня в другой конец зала. Я приземлился у ног старшего инспектора.

– Что это такое?

– Он домогался до девицы, – пояснил вышибала более непринужденным голосом, чем можно было предположить, исходя из его габаритов.

– А ты что скажешь на это? – спросил меня старший инспектор.

Я уже был готов провести ночь в полицейском участке. У меня не было мужества защищаться или встать на ноги, хотя никто не удерживал меня на полу. Десятки свидетелей, видео, вероятно, уже в сети, и мне не оставалось ничего другого, кроме как смириться со своей судьбой.

На удивление, спасение, на которое я не мог и надеяться, пришло от Гвендолин. Это ошибка. Я опрокинула свой бокал, а он просто хотел мне помочь... Конечно, он с этим плохо справился, но... Он мой друг, только немного неуклюжий...

Я чуть приподнял голову. Несмотря на свой маленький рост, она смело обращалась к вышибале и полицейскому, которые явно должны были посчитать несправедливым то, что такая красивая грудь вдруг пришла ко мне на помощь. А она непринужденно объяснила им, что то, что видели клиенты и бармен, было просто недоразумением. Наверное, лучше всего было бы отпустить нас. Ведь мы уже дали показания, – уточнила она в заключение.

Полицейский даже не стал делать вид, что обдумывает это предложение. У него на руках было убийство и много других вещей, о которых стоило бы подумать. Он позвал одного из своих людей и попросил проводить нас к выходу под ошеломленными взглядами вышибалы и собравшихся развлечься зрелищем моего унижения. Гвендолин потянула меня за руку, не обращая внимания на осуждающие взгляды, устремленные на нас. Нас вывели на улицу после короткой остановки в раздевалке, и вот мы оказались снаружи, в то время как все остальные остались внутри. Она быстро пересекла улицу.

* * *

Я шел по ее следам, оставленным на мягком снегу. Было скользко, но ей все же удалось избежать падения, благодаря ловким движениям тазом и вращению в воздухе руками. Я за ней почти бежал. Она полностью игнорировала меня, и я выкрикнул ее имя. Ночью мой голос эхом разнесся по всей улице, и она не могла притвориться, что ничего не слышит. Почему я следовал за ней? Мне бы нужно было оставить ее в покое, но я спросил, не могли бы мы продолжить этот вечер вместе? Она ответила, что идет домой спать, и что я не могу пойти с ней. А как же последний стаканчик? Нет ответа. Под светом уличного фонаря она стала копаться в своей сумочке одной свободной рукой, повторяя одну и ту же фразу: куда же я его положила, куда я его положила?

Я подошел к ней поближе. Ты что-то ищешь? Она подняла голову и улыбнулась мне. А затем возобновила свои поиски, ворча и ругаясь. В конце концов, она вывалила на тротуар все содержимое сумки. Я встал на четвереньки, чтобы помочь ей. На заснеженном асфальте было разложено все, что может вместить женская сумка. И тут под светом блеснул какой-то маленький предмет. Я не сразу понял, о чем идет речь, и я потянулся к нему. Она вонзила каблук мне прямо в руку. Я вскрикнул от боли.

Пока я пытался сдержать слезы, она подняла блестящую штучку и сунула ее мне под нос. Таким образом, я оказался лицом к лицу со стволом небольшого пистолета, которого, несомненно, было бы достаточно, чтобы продырявить мне череп. Я не понимал, что происходит.

– Я же сказала тебе уйти, оставить меня в покое. Правда или нет, я тебе говорила?

– Правда... правда...

Она не слышала, я говорил слишком тихо. Я почувствовал, как что-то холодное царапнуло мне правый висок. Конечно, это был пистолет. А она говорила мне, что я должен забыть ее, забыть этот вечер, это ясно? Да, да, – заскулил я.

Ты сделал это не специально, но знай, что ты был само совершенство. Что она такое говорит? Она опустилась на колени, чтобы быть на одном уровне со мной, и если бы у меня глаза не были затуманены слезами, я мог бы, едва повернув шею, восхититься видом ее трусиков под юбкой. Я хотел отвести глаза, но она заставила меня смотреть ей прямо в лицо, все еще прижимая мой подбородок к асфальту. И, наклонившись к моему уху, она промурлыкала: я благодарю тебя за то, что ты сделал, но ты должен понимать, как делается реверанс, когда представление закончилось. Что это значит? Она собиралась меня пристрелить? Должно быть, она прочитала мои мысли, хотя догадаться об этом было не так уж и трудно, и она продолжила тем же тоном: я был ее самым красивым алиби за всю ее карьеру. Это был первый раз, когда женщина находила меня красивым, но я не мог радоваться этому.

* * *

Она ликвидировала пианиста. Чистая работа, без сучка и зазубринки. Кто бы мог подумать о таком? Конечно же, не полицейские, что позволили ей уйти, ничего не подозревая. Это ее работа – убивать людей, так она зарабатывает на жизнь. Это значит, что ты не работаешь в агентстве недвижимости? Зачем было так говорить? Я еще больше унизился. Ты милый, – сказала она, гладя меня по лбу пистолетом. И тогда она продолжила свое объяснение. Ее проблема заключалась в том, что в этом заведении не было черного хода, она изучила его еще два дня назад. Значит, ей нужен был какой-то придурок. Она заметила меня сразу же, как только приехала. Нетрудно было заговорить со мной, слегка прижавшись ко мне своей грудью, – она почувствовала, что это мгновенно произвело эффект. Чего она, с другой стороны, не ожидала, так это того, что я опрокину на нее содержимое своего бокала. Но, браво, я невольно нашел предлог, чтобы нам разрешили уйти раньше всех.

И теперь, когда я знал всю ее историю, что со мной будет? Она спасет мне жизнь. В конце концов, она была мне обязана. И потом, – добавила она, – я не показался ей достойным пули. Она убивала не из удовольствия, а потому, что это была ее работа, потому что у нее имелись контракты. Моя смерть ничего бы ей не принесла. С ее точки зрения, вечер прошел идеально, так зачем его портить?

Она собрала свои вещи, разбросанные по асфальту, и убрала их в сумку. Затем она сунула туда свой пистолет, как будто спрятала губную помаду или пачку носовых платков. И я наблюдал, как она уходит быстрым и осторожным шагом, лежа на холодном мокром снегу. Конечно, оставаясь лежать так, я рисковал простудиться.

Перевод с французского Сергея НЕЧАЕВА