ПТИЧИЙ БОГ

ФОТО: АЛЕКСАНДР КЛИЩЕНКО

Старый дедушка-синичка, которого все давно за доброту и весёлый, открытый нрав называли не по имени-отчеству, а по-простому Василич лежал, раскинув крылья на мёрзлой декабрьской земле, и умирал. Тельце его, когда-то сильное, жилистое, покрытое красивыми перьями, сейчас казалось каким-то скукоженным и жалким. Родственники обеспокоенно чирикали вокруг, но что они по большому счёту могли сделать в этой ситуации. Медицина у синиц по-прежнему развита гораздо хуже, чем у людей, и всё лечение, как правило, сводится к обильному питью воды. Сейчас это «лекарство» не помогало. Старику становилось всё хуже. Он уже практически не издавал никаких чирикающих звуков и как будто подрагивал от холода или слабости.

Внезапно в кучу встревоженных родственников влетела ещё одна бойкая, беспокойная птичка. Это был сын Василича. Василич-младший. Такой же весёлый и озорной как отец, но чуть менее крупный.

– Что? Что случилось? Насилу успел. Пока долетишь с другого конца Москвы, – защебетал вопросительно младший.

– Помирает наш дедушка, – запричитали синички женского пола.

– Да что произошло-то? Ведь он ещё такой сильный был. Ему жить да жить.

– Известно что! Объелся опять рыбы какой-то в кормушке в богатом доме. Сын растерянно взмахнул красивыми крыльями:

– Эх, папа! Говорил же я тебе, чтобы ты не летал в этот проклятый дом. Как чувствовал, что подлецы там живут!

Ответить на это Василич уже не мог, потому что душа его как раз в момент произнесения фразы про подлецов устремилась вверх, на встречу с птичьим богом.

– Отмучился бедный, прочирикал кто-то скорбно.

Василич-младший же обвёл всех мутным, как будто невидящим взглядом, отряхнулся, а потом взлетел высоко-высоко в небо, словно пытаясь дотянуться до холодного зимнего солнца, и во всю свою птичью глотку закричал: «Птичий бог! Птичий бог! Если ты слышишь меня, сделай так, чтобы подлец, отравивший папочку, был наказан!» Ответом ему был лишь рёв пролетавшего где-то в отдалении самолёта, да сигналы машин внизу, недовольно ругающихся друг на друга в глухой московской пробке…

Заместитель начальника управления по борьбе с экономическими преступлениями Михайлов с удовольствием вытирал своё холёное, хоть и немного заплывшее тело мягким, пушистым полотенцем. Он только что отлично потренировался в тренажёрном зале, принял душ и собирался вкусно позавтракать перед напряжённым рабочим днём. Михайлов любил завтракать дома и никуда не торопиться. Сегодня как раз была такая возможность. Это была пятница, показатели в управлении были в норме, никаких совещаний не планировалось, а, значит, можно было приехать на работу не к 9 часам, а немного попозже. Да и почему собственно Михайлов не мог, в конце концов, не любить завтракать дома, если дом этот был шикарный, построенный с любовью, да ещё и располагался в чудесном тихом месте недалеко от центра Москвы. Таких прекрасных дачных местечек в самой Москве, как известно, совсем немного, и вот в одном из них располагался тот самый элитный посёлок, в котором не так давно приобрели себе дома практически все руководители Управления по борьбе с экономическими преступлениями и приближенные к ним коммерсанты. Конечно же, сам Михайлов этот прекрасный дом себе не приобретал, и оформлено имущество было на тестя-пенсионера, но на то он и был заместителем начальника управления, чтобы ничего не делать своими белыми и привыкшими лишь указывать руками.

Перед завтраком Михайлов решил прогуляться немного по участку с вековыми соснами и поглазеть на своих любимцев – лесных синичек, канареек, снегирей и прочих пернатых, которые охотно прилетали подкормиться из развешанных на деревьях кормушек. Михайлов был заядлым птичником и всегда с удовольствием наблюдал за пернатыми обитателями окрестного леса, весело снующими между ветками или жадно хватающими заботливо разложенные прислугой по кормушкам семечки. Наблюдение за птицами всегда умиротворяло Михайлова. Вот и сейчас, погуляв немного по участку, надышавшись свежего морозного воздуха и почувствовав, что изрядно проголодался, он вернулся в дом в прекрасном настроении.

Завтрак, только что приготовленный поваром-сирийцем, был тоже хорош. Приятно накушавшийся Михайлов полулежал в мягком кресле, пил кофе из фарфоровой чашки и рассеянно, вполуха слушал щебетание своей очень молодой и очень красивой супруги. Та рассказывала что-то про планируемую поездку на новогодние праздники, покупку новой машины, уколы красоты и прочие вещи, которые кажутся важными всем очень молодым и очень красивым женщинам. Михайлов относился к этому снисходительно и никогда жене в её просьбах не отказывал. В конце концов, для чего ещё ему были нужны деньги, которые, как он считал, с таким трудом зарабатываются, если не для того, чтобы тратить их на удовольствия для родного человека.

Вспомнив о деньгах, Михайлов поморщился. Последний месяц был в этом плане каким-то неактивным, и он представил тот разнос, который устроит ему в понедельник на совещании начальник, а он будет должен в, свою очередь, устроить начальникам более мелкого звена. Оперативники, действительно, несмотря на приближение Нового года, работали как-то вяловато, и бизнес на вверенной ему территории несколько расслабился.

– Будем работать, крепко работать, – шёпотом дал самому себе напутствие Михайлов, хлопнул себя ладонями по бёдрам и поднялся с кресла.

– Кстати, солнышко, что там у нас сегодня на ужин? – внезапно вспомнил Михайлов, обращаясь к супруге.

– Милый, сегодня повар предлагает на выбор осетрину и телятину.

– Надоела мне эта осетрина! Ты же знаешь, как я её не люблю. Сколько раз просил не покупать, – недовольно заворчал Михайлов.

– Милый, но он уже купил, не выбрасывать же, – начала оправдываться очень молодая и очень красивая женщина.

Однако Михайлов был непреклонен: – Рыбу я не буду, повторяю в последний раз. А ту, что купили, вон, синичкам пусть в кормушки разложат, они всё слопают.

– Какой ты у меня добрый, милый, обо всех заботишься, даже о птичках.

– Да, я такой. Я очень добрый, не спорю – довольно промурчал, уже успокоившийся и снова повеселевший Михайлов и пошёл наверх, одеваться.

Нужно было выезжать на работу… Группа захвата в полной боевой готовности сидела в гробовом молчании в затонированном микроавтобусе и терпеливо ждала команду на задержание.

Внезапно в рации что-то зашипело, заверещало, и раздался знакомый всем, кто хоть раз сталкивался со спецназом ФСБ, голос полковника Ястребова: «Пятиминутная готовность. Объект вышел из здания и направился к своей машине. Чёрный «мерседес». Как подойдёт, берите его, максимально жёстко. Это конченый коррупционер».

Старший группы принял сигнал и осторожно приоткрыл окно, чтобы оценить расстояние до искомого чёрного «мерседеса». Осмотрев парковку, он недовольно стукнул кулаком по внутренней обшивке микроавтобуса. Вся парковка была заставлена одними чёрными «мерседесами». Понять, какой «мерседес» принадлежит объекту, было категорически невозможно.

– Иволга вызывает ястреба. Иволга вызывает Ястреба, – нетерпеливо нажал на рации кнопку вызова старший группы.

– Ястреб слушает. Что за паника, майор? – тут же отозвалась рация.

– Товарищ полковник, тут такая ситуация. Это парковка управления по борьбе с экономическими… Тут у всех чёрные «мерседесы». Как понять, кого нам брать?

– Иволга, отставить панику. Сейчас узнаем у нашего контакта. Минуты через две рация снова заскрежетала, и всё тот же голос полковника дал дополнительную инструкцию.

– Птичник, наш объект – птичник. Птичек любит всяких. У него машина всегда в птичьем дерьме. Водитель отмывать не успевает.

Приняв информацию, старший группы снова выглянул в окно и увидел, как к красивой чёрной машине, испещрённой как наскальной живописью птичьим помётом, подходит выглядящий уставшим немолодой уже человек в дорогом, явно сшитом на заказ пальто.

Открыть заднюю дверь машины он не успел, потому что на него со всех сторон налетели и с криками «Работает ФСБ» самым унизительным образом повалили лицом в асфальт.

Михайлов лежал на асфальте лицом вниз и почему-то думал не о том, что ему больно и его точно посадят, а вспоминал своё детство, деревню и дедушку, который водил его за грибами, учил слушать лес и отличать одну птичку от другой. Дедушка был очень добрым. Зимой он всегда вешал рядом с их деревенским домом кормушки, насыпал в них семечки, нарезал мелкими кусочками сало и наблюдал за птичками, весело перелетающими от одной кормушки к другой. Михайлов приподнял немного голову, посмотрел в декабрьское небо и увидел маленькую одинокую синичку, кружащуюся где-то высоко-высоко, почти возле зимнего холодного солнца. Михайлов улыбнулся синичке, подмигнул ей и подумал, что всё будет хорошо. Денег на то, чтобы откупиться, у него было достаточно…