Ужин на даче №18

И вот шикарная папка с текстом, покрытым сусальным золотом, у меня в руках. Бегу к секретарю обкома Бельченко. Надо торопиться: торжество намечено на завтра. Василий Михайлович придирчиво осмотрел типографскую работу и говорит:

– Завтра к двенадцати часам доставите в Москву юбиляру. Облачайтесь в смокинг и с Богом. Да, забыл сказать, приглашение прислано на две персоны, подберите кого-нибудь сами.

Ну и дела! Поехать со мной я пригласил друга, Ф.И. Бурилова. Он в это время работал ответственным секретарем редакции «Блокнота агитатора», а я по совместительству – редактором.

На следующий день ровно в 12.00 мы стояли у главного подъезда Генерального штаба Вооруженных Сил страны. Нас уже поджидал порученец маршала генерал-майор Чернышев. Он поздоровался с нами и предложил последовать за ним к М.В. Захарову. Кабинет начальника Генштаба по своим размерам напоминал танцевальный зал. У окон длинный и широкий стол под зеленым сукном. На стенах под шторами, как я догадывался, карты.

Хозяин кабинета поднялся нам навстречу. Пожали друг другу руки, обменялись приветствиями. Возникла неловкая пауза. Не зная юбилейного сценария и регламента, мы с Федором смотрели на наших хозяев в некоторой растерянности. Молчание нарушил Матвей Васильевич.

– Как быстро пролетели годы! – промолвил он и обратился к порученцу: – Запишите товарищей!

Мы поняли, что аудиенция окончена. Чернышев тут же внес наши фамилии в свой список и вручил нам пригласительные билеты и значки с факсимильным тиснением росписи маршала.

Выводя нас из кабинета, генерал сказал:

– В 16.30 прошу прибыть к Генштабу, отсюда мы отправимся к месту назначения. А папку давайте сюда, без нее вам будет удобнее.

На дачу, расположенную в лесном массиве и огороженную высоким забором, мы прибыли, когда там уже было полно гостей. Чернышев подвел нас к группе генералов, беседовавших в сторонке, представил и, извинившись, удалился по своим делам. Один из генералов с тремя крупными звездами на погоне рассказывал: «Капитуляцию я принимал, по сути, в госпитале, там находился тогда Маннергейм. Он мне и говорит: «Руки я вам не подам». Ах, думаю, пес побитый, не может еще освободиться от спеси, а он мне объясняет: «У меня экзема»...»

Послушать бы подольше. Но нам надо было освоиться с обстановкой, и мы направились к главному объекту – зданию, внешне напоминавшему то ли сарай, то ли склад, почти по самую крышу опущенному в землю.

Спустились по лесенке вниз. Перед входом стоит стол, на нем большой лист бумаги, прижатый двумя камушками. Гости подходят к нему. Рассматривают. Мы следуем их примеру. Оказывается, это так называемая рассадка: кто где должен сидеть. Я нашел свою фамилию между клетками, в которых значились «С.К. Тимошенко» и «П.А. Ротмистров».

Между тем стрелки часов приближались к 17.00. Гости уже подтягивались к вожделенному объекту, готовые занять указанные на карте-схеме позиции. Но команды пока нет. Более того, последовало сообщение, что товарищей просят повременить с выходом на исходные рубежи. Гости снова разбрелись по дорожкам сада...

Стрелки миновали час пик, а сигнала к «атаке» не последовало. Авторитет Вооруженных Сил в наших глазах пошатнулся.

Прошло полчаса, обстановка не изменилась. Мы заволновались: не отменили бы мероприятие вообще! Еще полчаса минуло, а сигнала нет. Это уж совсем не по-военному!

В тоске и тревоге, как поется в песне, мы продолжали дефилировать по садовым дорожкам. И вот наконец послышался шум автомобильных моторов и на территорию дачи въехали три «Чайки». Из машин вышли Захаров с супругой, министр обороны Гречко, сопровождавшие их лица. И сразу же последовало приглашение пройти в банкетный зал.

все еще не мог сжиться с мыслью, что мне, капитану запаса, уготовано место с маршалами, и обратился к Чернышеву:

– Укажите, пожалуйста, где мой «окоп».

Порученец повел меня. Подойдя к креслу, на котором уже сидел Тимошенко, и глянув на табличку, лежавшую на столе, сказал:

– Товарищ маршал, вы не на свое место сели. Ваше кресло рядом, а здесь сядет товарищ Егоров. Прошу любить и жаловать.

Старый грузный полководец с удивившей меня легкостью быстро передислоцировался и извинился за оплошность. Вскоре занял свое место и П.А.Ротмистров. Познакомились. Павел Алексеевич кинул взгляд на батарею бутылок, возвышавшихся над блюдами холодных закусок, спросил меня:

– Ну, что тут нас ожидает?

Я прочел название этикетки семисотграммовой емкости, оказавшейся напротив меня.

– «Беловежская пуща».

– О, этого зубра далеко не отпускайте!

Общительностью, приятной манерой поведения Ротмистров сразу же расположил меня к себе. Всем своим обликом он напоминал русских офицеров из лучших отечественных кинофильмов. Бритоголовый маршал Тимошенко восседал с непроницаемым видом и был похож на Будду.

Вот в зал вошли Гречко, Захаров с супругой. И сразу воцарилась тишина. Первые лица Вооруженных Сил заняли пустовавшие места в центре. Я стараюсь запомнить порядок рассадки. Справа от юбиляра сидели министр Гречко, начальник Главпура А.А. Епишев, главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения маршал Н.И.Крылов, главнокомандующий ВМФ и заместитель министра обороны адмирал флота С.Г.Горшков, маршал И.С. Конев; слева – супруга именинника, начальник гражданской обороны страны маршал В.И.Чуйков, первый заместитель министра главнокомандующий Объединенными Вооруженными Силами участников Варшавского Договора маршал И.И.Якубовский, главный маршал авиации К.А.Вершинин.

Я, кажется, понял, по какому принципу отведены гостям места за столами, составленными перевернутой буквой «Ш». По ее горизонтали расположились военачальники действующие, занимающие определенные должности. На менее престижных вертикальных «ножках» – уже отслужившие, хотя и более заслуженные. Так, маршалы Конев и Тимошенко оказались на флангах. На среднем перпендикуляре перед самым носом начальства первым был генерал армии И.Г.Павловский. С ним тут произошел настоящий конфуз, о котором я скажу позднее.

Поднялся с места министр. Он выполнял роль тамады. Зал замер.

– Мы приносим вам извинения за опоздание, – начал Гречко. – Поверьте, это не по нашей вине.

И далее последовало вступительное слово минут на десять: о моральном состоянии советских войск, о их технической оснащенности, боевых традициях. О юбиляре – ни слова.

Наконец, Андрей Антонович упомянул виновника торжества, предоставив ему слово. Матвей Васильевич начал так:

– Когда я был красногвардейцем и снимал погоны с офицеров и мне бы в то время сказали, что я буду маршалом, да нет, даже офицером, я бы морду тому набил.

Вот это уже по существу! Правда, я подумал, что сказано это, как говорится, для красного словца. Однако через много лет Н.С. Хрущев в своих воспоминаниях подтвердил пристрастие Матвея Васильевича к такой манере воспитания своих подчиненных в годы Великой Отечественной войны. Что ж, на войне как на войне!

отом товарищи по оружию и службе зачитывали приветственные адреса.

И.С. Конев, прославленный маршал, вдохновенно говоря о военном таланте именинника, подчеркнул, что он, «несмотря на возраст, сохранил ясность ума и твердость руки. Пусть не забывают об этом наши враги, да и друзья тоже». При этих словах Матвей Васильевич поднялся с кресла, поспешил к оратору и, чокаясь с ним, «уточнил» его мысль: «Иван Степанович любит шутить. Под нашими друзьями он имел в виду наших жен».

Гречко предоставил слово генералу армии Павловскому. Тот поднялся с фужером в руке, произнес первые слова... И тут у генерала пошла носом кровь. Он попытался платком остановить кровотечение, но безрезультатно. Гречко предложил генералу выйти, однако тот намеревался продолжать тост. Тогда главный начальник решительным жестом велел подчиненному удалиться.

В это время я почувствовал толчок в бок с правой стороны. Тимошенко прошептал мне на ухо: «Во время гражданской войны были случаи, конские копыта били по нашим носам, но кровь не текла. Посмотрите, какие кадры в нашей армии теперь».

Я слушаю тосты, чокаюсь со своими именитыми соседями, но чувствую себя неловко. Меня мучает вопрос: выступать или не выступать с поздравлением от имени земляков. Решил все-таки дерзнуть – сказать несколько фраз без бумажки. Выждав удобный момент, обратился к тамаде:

– Товарищ министр, разрешите мне!

Гречко посмотрел на меня, точно по поговорке, как баран на новые ворота: откуда взялся этот очкарик в штатском? Потом перевел вопрошающий взгляд на именинника. Тот объяснил: «Это от земляков».

– Говорите, – разрешил маршал.

Я начал:

– Дорогой Матвей Васильевич, уважаемые гости! Позвольте мне от имени обкома партии, облисполкома, всех трудящихся Верхневолжья горячо и сердечно поздравить вас с первым семидесятилетием!

Здесь сегодня выступал другой прославленный полководец, Иван Степанович Конев. Он сказал, что маршал Захаров, несмотря на годы, сохранил ясность ума и твердость руки. А почему? Да потому, что он родился на берегах великой русской реки Волги. Давайте поднимем бокалы за землю, которая рождает таких богатырей!

Не ожидал, что мой лепет вызовет довольно приличные аплодисменты. Гляжу, юбиляр поднялся с места и с бокалом направляется ко мне. Я поспешил навстречу. Маршал обнял меня, расцеловал трехкратно, взял из моей руки рюмку, поставил на стол, налил в чистый бокал коньяку из бутылки в форме пушки, подал мне, и мы выпили тут же. «Пушечный» напиток был подарком министра обороны Франции. Это мне сказал Ротмистров, когда я возвратился на свое место. Он напомнил:

– А я ведь тоже ваш земляк!

Моё волнение улеглось. Потерянный аппетит возвратился. Я, как чеховский дьячок на свадьбе, подналег на икру.

Доложив начальству о выполнении задания, я направился в Торопец с миссией, пожалуй, самой неблагодарной и к тому же совершенно бесплодной – «уполномоченного по уборке урожая». И там на следующее утро услышал потрясающую новость:

– Наши танки вошли в Прагу!

Боже праведный! Так это же был пир перед чумой! Теперь по-иному представились детали банкета. Опоздание юбиляра – это была не «русская обыкновенность»: начальник Генштаба и министр находились в это время на Старой площади, где ставились последние точки над «i».

Замечание маршала Конева по адресу «наших друзей» было совсем не безобидной оговоркой. Конев, освобождавший Прагу во время Великой Отечественной, наверняка участвовал в разработке плана «второго освобождения», а реакция начальника Генштаба, остановившего на полуслове не в меру разговорившегося военачальника, была попыткой не допустить утечки секретной информации.

Маршал Тимошенко, по-видимому, воздержался бы от обидного замечания по поводу носового кровотечения у генерала армии Павловского, если бы знал, что тот назначен главнокомандующим группы войск, вступивших в Чехословакию, и на нем лежал весь груз ответственности за подготовку и осуществление операции. А вот о маршале Тимошенко я кое-что слышал от знакомого фронтовика. Зимой 1944 года на 2-м Прибалтийском фронте его взводу было приказано расчистить на озере площадку от снега. Бойцы полагали – для приема самолета. Оказалось, прибыл представитель Ставки Тимошенко, чтобы покататься здесь на коньках...