Секретный Андропов

Автор: Рой МЕДВЕДЕВ
01.08.1998

Рой МЕДВЕДЕВ

1. Загадочная гибель Семена Цвигуна

В декабре 1981 года в Кремле было торжественно отмечено 75-летие Л.И. Брежнева. Поздравить юбиляра собрались все члены Политбюро, высшие государственные и военные деятели, деятели культуры. Со всех концов страны в Москву везли дорогие подношения и подарки – от самоваров из чистого золота из Дагестана до бивня мамонта, инкрустированного алмазами, из Якутии. Слушая поздравления, немощный лидер плакал. Сообщая о торжествах и поздравлениях по случаю дня рождения Брежнева, все ведущие газеты и журналы западных стран вносили последние дополнения и исправления в некрологи, которые были заготовлены здесь еще с конца 70-х годов.

В Кремле был официальный и многолюдный прием, однако на даче Брежнева 19 декабря вечером собрался более узкий круг соратников и друзей юбиляра. Чем хуже становилось здоровье Брежнева, тем больше людей из его ближайшего окружения поднималось в структуры власти. На ХХVI съезде КПСС в состав ЦК были избраны не только работники из личного секретариата Брежнева, но даже его ближайшие родственники: сын Юрий Брежнев и зять Юрий Чурбанов. Умершего Косыгина сменил на посту Председателя Совета Министров СССР Николай Тихонов, добрый знакомый Брежнева еще по работе в Днепропетровске в конце 30-х годов. Постоянно рядом с Брежневым был и Константин Черненко. Огромную роль в этом большом клане, который даже в аппарате ЦК называли в частных беседах «днепропетровско-молдавской мафией», играли министр внутренних дел СССР Николай Щелоков и первый заместитель председателя КГБ Семен Цвигун.

В самом начале 1982 года Андропов занимал лишь седьмое место в неофициальной иерархии власти – после Брежнева, Суслова, Кириленко, Черненко, Устинова и Громыко. Никто из западных аналитиков и советологов, ожидавших скорых перемен в СССР, не рассматривал его как вероятного преемника Брежнева. Казалось, только мой брат Жорес и я называли в этой связи фамилию Андропова, но наши прогнозы не принимались тогда всерьез и упоминались в западных газетах с некоторой иронией.

С самого начала 1982 года ситуация в советских коридорах власти начала, однако, меняться. Первым драматическим событием в этой цепи перемен стало неожиданное самоубийство Семена Цвигуна.

По свидетельству Филиппа Бобкова, Цвигун был тяжело болен и в последние месяцы почти не работал. У него была обнаружена неоперабельная раковая опухоль. Он долго боролся с недугом, а когда стало невмочь, решил добровольно уйти из жизни. Вячеслав Кеворков, также генерал КГБ и добрый знакомый Андропова, приводит в своей книге другую версию. «Однажды, – пишет он, – первого заместителя Андропова, генерала армии Семена Цвигуна, вызвали в ЦК партии и поставили в известность о том, что на уголовном процессе по делу о коррупции в особо крупных размерах, предполагавшем высшую меру наказания в случае вынесения обвинительного приговора, подсудимые дали против него, Цвигуна, показания. По их словам, он, первый заместитель министра госбезопасности, используя свое служебное положение, брал крупные взятки. Прежде чем ответить, Цвигун спросил, знает ли о его вызове в ЦК Брежнев. Получив утвердительный ответ, он попросил сутки на обдумывание. Однако, вернувшись домой, раздумывать не стал и в тот же день застрелился».

Ряд авторов связывают смерть Цвигуна, напротив, с его собственными расследованиями крупных дел о коррупции, нити которых вели и к членам семьи Брежнева. Суслов был разгневан и, вызвав Цвигуна к себе, приказал ему прекратить расследование. Однако Цвигун уже не мог остановить набравшую ход машину следствия, за которым наблюдал и Андропов. Еще в 1990 году в небольшом пресс-бюллетене «Дом кино» был опубликован очерк Ильи Лукина об обстоятельствах этой драмы. «Для Цвигуна, – писал Лукин, – положение сложилось катастрофическое. Материалы следственного дела лежали у него в сейфе. Но в аппарате КГБ он оказался в полном одиночестве. К нему в кабинет никто более не заходил, он перестал принимать участие в обычных делах комитета. Приезжал на Лубянку, запирался и ничего не делал. Вскоре наступила депрессия. В один из январских вечеров 1982 года он, как обычно, поехал на дачу. Вез его телохранитель. Цвигун попросил того показать свой пистолет, подержал его на ладони, словно взвешивая, и сказал, что пистолет очень удобный и легкий. Не уставной. Неожиданно он положил его в карман. Телохранитель удивился, но ничего не сказал. На даче валил снег, и охранник разгребал его широкой деревянной лопатой. Цвигун пошел по дорожке, спросил у охранника, куда она ведет.

– А никуда, – ответил тот, – к забору. Я тут расчистил немного, а у забора сугроб.

Один из последних снимков С. Цвигуна

– Вот и хорошо, что никуда, – ответил Цвигун и пошел к забору.

Около сугроба он и застрелился.

Еще несколько лет назад в одном из управлений Министерства здравоохранения я познакомился со следующим документом:

«Усово, дача 43. Скорая помощь. 19 января 1982 г. 16.55. Пациент лежит лицом вниз, около головы обледенелая лужа крови. Больной перевернут на спину, зрачки широкие, реакции на свет нет, пульсации нет, самостоятельное дыхание отсутствует. В области правого виска огнестрельная рана с гематомой, кровотечения из раны нет. Выраженный цианоз лица.

Реанимация, непрямой массаж сердца, интубация. В 17.00 приехала реанимационная бригада. Мероприятия 20 минут не дали эффекта, прекращены. Констатирована смерть.

В 16.15 пациент, гуляя по территории дачи с шофером, выстрелил в висок из пистолета «Макаров». Подписи пяти врачей».

21 января во всех центральных газетах появился необычный некролог. Хотя Цвигун был членом ЦК, под некрологом не было фамилий Брежнева, Кириленко и Суслова. Были подписи Андропова, Горбачева, Устинова и Черненко, а также членов коллегии КГБ; фамилии большинства из них мы узнали тогда впервые. Смерть Цвигуна существенно и быстро изменила положение Андропова в системе КГБ, позволяя ему взять на себя непосредственное руководство теми следственными делами, которые вел Цвигун, и изучить важные документы, которые тот предпочитал хранить в личном сейфе.

2. Конец «серого кардинала»

Через несколько дней после смерти Семена Цвигуна умер еще один человек, чья судьба и карьера были тесно связаны с судьбой и карьерой Юрия Андропова. Речь идет о Михаиле Суслове, которого почти официально называли главным идеологом, а неофициально – «серым кардиналом» партии. Михаил Суслов мало походил на других кремлевских вождей. Он старался держаться в тени, не привлекать внимания, о нем мало говорили и писали как в нашей стране, так и за границей. Он не любил шумных застолий или охотничьих забав. Автомобиль Суслова никогда не превышал скорости 60 километров в час; иногда он останавливал машину недалеко от кремлевских ворот и шел в свой кабинет пешком. У Суслова не было роскошных загородных особняков, и многие из обитателей Кремля посмеивались над его аскетизмом. Его одежда была скорее старомодной, чем элегантной, казалось, что он по десять лет носит одно и то же длиннополое пальто и два-три темных костюма. До конца жизни он сохранил привычку носить калоши. Суслов никогда не кричал на подчиненных, не употреблял грубой ругани. Он был учтив и корректен со всеми и здоровался за руку не только с приглашенными к нему писателями или учеными, но и с самыми незначительными служащими партийного аппарата. Из подготовленных для него текстов речей и статей он вычеркивал все наиболее яркие слова и сравнения.

М. А. Суслов

Даже на высших ступенях партийной иерархии Суслов оставался аппаратчиком, а не публичным политиком. Он никогда не занимал государственных постов, если не считать незаметной должности председателя Комитета по иностранным делам в одной из палат Верховного Совета. Суслов не стремился к наградам, он не любил резких поворотов и перемен. По своему характеру он являлся исполнителем, а не лидером. Но в этом и был главный секрет его кремлевского долголетия. В течение сорока лет Суслов был членом ЦК КПСС, тридцать пять лет – секретарем ЦК и около тридцати лет членом всесильного Политбюро. В последние пятнадцать лет жизни именно Суслов являлся вторым человеком в партийном руководстве. Марксизм-ленинизм был государственной идеологией Советского Союза, главной опорой и оправданием власти КПСС. Эту идеологию обслуживало множество организаций и учреждений, и на вершине этой огромной пирамиды многие годы стоял Суслов. Как член Политбюро и секретарь ЦК, он контролировал в партии работу отделов агитации и пропаганды, науки и учебных заведений, культуры и информации, отдел молодежных и общественных организаций, два международных отдела, Политуправление Советской Армии и выездной отдел. Под его руководством и контролем работали министерства культуры и образования, Государственные комитеты по делам издательств, кинематографии, Гостелерадио. Газеты и журналы, вся другая печать и цензура (Главлит), ТАСС, связи КПСС с другими коммунистическими партиями, отношения с социалистическими странами – все это входило в сферу деятельности Суслова. Много внимания он уделял «партийному руководству» работой Союза писателей. Под контролем Суслова находились и другие творческие союзы: художников и архитекторов, композиторов и журналистов, работников кино и театра, а также Союз обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами. Система партийного просвещения, общество «Знание», подготовка школьных и вузовских учебников по гуманитарным наукам, работа научных институтов по общественным дисциплинам, научные общества и ассоциации, отношения Советского государства с различными религиями и церковными организациями – вот далеко не полный перечень дел, которыми ведал и в которых обладал правом решающего голоса Михаил Суслов. Суслов получал регулярные доклады от КГБ и Прокуратуры СССР и участвовал в решении проблем, которые объединялись не слишком ясным понятием – «идеологическая диверсия».

У Суслова всегда были проблемы со здоровьем. Еще в молодости он перенес туберкулез, всю жизнь страдал от диабета, в 70-е годы у него быстро развивался склероз сосудов мозга и сердца, и он с трудом оправился от последствий обширного инфаркта. Часто из Кремля он возвращался не домой, а в специальную больницу на улице Грановского. В начале 80-х годов Суслов работал в своем кабинете не больше трех-четырех часов в день. А между тем проблем, которые должен был решать именно Суслов, становилось все больше. Началась острая дискуссия с Итальянской коммунистической партией; в коммунистическом движении Запада набирал силу «еврокоммунизм». Наибольшее беспокойство у Суслова вызывали бурные политические события и волнения в Польше, связанные с деятельностью «Солидарности». Весной 1981 года он побывал в Варшаве, пытаясь уговорить польских коммунистов придерживаться максимально жесткой линии по отношению к оппозиции. Но к рекомендациям Суслова здесь уже не особенно прислушивались. Сложные конфликты по проблемам идеологии возникали и в Советском Союзе. Возникло несколько крупных, хотя и решавшихся в тайне от общественности дел о коррупции и злоупотреблениях в очень высоких эшелонах власти.

К таким перегрузкам Суслов не был готов. Как раз после трудного разговора с Семеном Цвигуном, предмет и характер которого мы уже никогда не узнаем, у Суслова неожиданно резко повысилось давление, он потерял сознание. Врачи оказались бессильны, и через несколько дней, 25 января 1982 года, Суслов скончался. Похороны проводились с такими почестями, каких после марта 1953 года не удостаивался ни один из руководителей партии. Однако мало кто из тех, кто участвовал в официальных процедурах или наблюдал за траурными церемониями по телевизору, испытывал чувство горя или сожаления. На небольшом кладбище у Кремлевской стены имелось не так уж много свободных участков. Но для Суслова нашли место рядом с могилой Сталина.

Смерть Семена Цвигуна не привлекла большого внимания за пределами узкого круга наиболее осведомленных людей. Об этом событии стали говорить позже, когда издательство «Посев» опубликовало лихо закрученный детективный роман-версию «Красная площадь», переведенный вскоре на многие языки. Авторы этого романа Ф. Незнанский и Э. Тополь строили сюжет своей книги вокруг смерти «свояка Брежнева и заместителя Андропова Сергея Мигуна». Но смерть Суслова, напротив, вызвала многочисленные комментарии почти во всей международной прессе. Американский журналист А. Нагорски писал позднее: «Тело Суслова еще лежало в гробу в Колонном зале Дома Союзов... когда я посетил историка Роя Медведева на его квартире на окраине Москвы. Медведев, марксист и осмотрительный диссидент, который ухитрился пережить бесчисленные напасти, был возбужден. Он теперь почувствовал, что после нескольких лет ответов на обязывающие вопросы о России после Брежнева, которые он давал с академической бесстрастностью, – он теперь почувствовал, что началось финальное действие. Суслов был фигурой номер два в брежневской иерархии. И Медведев пояснял: признание Сусловым, что сам он лично не мог стремиться к высшему посту, заставляло его работать напряженно и эффективно над тем, чтобы пресечь любое открытое политическое действие в борьбе за престол. Со смертью его стабилизирующее влияние исчезло, и поэтому, по-видимому, вскоре должны объявиться соперники. Большинство западных размышлений до этого времени фокусировалось на двух лицах – Андрее Кириленко, который очень часто председательствовал на совещаниях в Политбюро, когда там отсутствовал Брежнев и на Константине Черненко, который действовал как личный секретарь Брежнева и в последние годы всегда был при нем. Медведев отстранил Кириленко как возможного сильного соперника, во-первых, по причине его возраста (ему 75 лет), так и из-за его предположительных проблем здоровья. Что касается Черненко, то Медведев позволил себе выразить сомнение насчет того, чтобы аппаратчик, столь всецело зависимый от Брежнева, не имеющий к тому же собственной базы власти, смог бы организовать эффективную кампанию, когда хватка Брежнева за власть стала ослабевать. Медведев предсказал, что Андропов сделает попытку занять пост Суслова, который позднее сможет катапультировать его на положение вероятного кандидата. «Это будет полезным шагом для него, чтобы выйти из КГБ», – сказал Медведев. ...Андропов мог теперь напомнить людям, что он по профессии является прежде всего политиком, а не работником тайной полиции.

Бывший сотрудник Совета на национальной безопасности при президенте США Уильям Г. Хейланд писал в одном из главных аналитических журналов, издаваемых правительственным Агентством международных связей: «Кончины двух крупных советских лидеров – Алексея Косыгина в декабре 1980 года и Михаила Суслова в январе 1982-го – явились более чем своевременным напоминанием не только о том, что отдельные личности являются важными элементами советской политики, но и о том, что существующая расстановка политических сил становится все более и более непрочной. И в самом деле, трудно представить себе советское руководство без Суслова, который, казалось, был бессменной фигурой и связующим звеном между сталинским и современным периодами. Своим присутствием он в определенной степени подтвердил законность наследования власти и Никитой Хрущевым, и Леонидом Брежневым. Без участия Косыгина и Суслова процесс борьбы за наследство Брежнева неизбежно примет совсем иной характер. Кто заменит Суслова – не только номинально, но в качестве хранителя ортодоксии, кто станет верховным арбитром в спорах на высшем уровне? Как это повлияет на внутреннюю политику? Стала ли позиция Брежнева неожиданно более уязвимой?»

Лишь после смерти Суслова во всех почти западных прогнозах относительно возможных преемников Брежнева появилась и фигура Андропова, о которой западные советологи почти ничего не знали.

Отрывок из книги Роя Медведева «Незнакомый Андропов», которая выйдет в свет осенью этого года.

Автор:  Рой МЕДВЕДЕВ