НОВОСТИ
Военнослужащего армии России впервые будут судить по обвинению в добровольной сдаче в плен в ходе СВО
ЭКСКЛЮЗИВЫ
sovsekretnoru
Генерал из деревни Голендухино

Генерал из деревни Голендухино

Генерал из деревни Голендухино
Автор: Игорь КОРОЛЬКОВ
Совместно с:
07.06.2017

Владимир Данилов: «Если следователь во время расследования дела не видит перед собой чью-то судьбу, он превращается в машину по производству протоколов»

Газета «Совершенно секретно» продолжает цикл интервью с бывшими следователями по особо важным делам – «Важняки» СССР и России». (См. ранее интервью: с Валерием Костаревым «Легендарный Евграфыч», № 02/391, февраль 2017 г.; с Евгением Бакиным «Как обезвредили «Вирус» и с Амурханом Яндиевым «Охотник за маньяками», № 03/392, март 2017 г.; с Тельманом Гдляном «Кремлёвское дело», № 04/393, апрель 2017 г.; с Сергеем Гребенщиковым «Как развалили «офшорное дело», № 05/394, май 2017.)

Когда Данилов берёт в руки авторучку, её судьба вызывает опасения. Он похож на Микулу Селяниновича: коренастый, с широким лицом, крепкой шеей, внушительными кулаками. Кажется, он рождён для сохи, но всю жизнь раскрывал преступления. Расследовал дела о бандах в Удмуртии, в Свердловской области, по массовым беспорядкам в Дагестане… Но самое громкое преступление, которым занимался, – взрыв на Котляковском кладбище в 1996 году.

 – Откуда ваши корни, Владимир Дмитриевич?

– С Урала. Я родился в деревне Голендухино Режевского района Свердловской области, в доме родителей мамы, за печкой. Там на кладбище покоятся все мои родственники. В том числе и Серёжа, мой сын… По тем временам – глухое место. Но очень красивое!

 – Научите: как мальчишке из глухого посёлка выбиться в следователи по особо важным делам Генпрокуратуры России?

– Я не ставил перед собой такую цель. Хотелось увидеть мир, как-то проявить себя. Это особенно характерно для ребят, которые росли в местах, где не было нормальных дорог, телефонов, телевизоров… Отец работал в леспромхозе, целыми днями на делянке, а мама вела домашнее хозяйство. У нас были корова, овцы, свинья, куры… Мы с младшей сестрой рано начали помогать родителям. С семи лет я уже ходил на покос. Отца несколько раз переводили с места на место, так что учиться довелось в четырёх школах. Я не ходил в детский сад, не ездил в пионерлагеря. Мой главный воспитатель – улица. Рано начал курить.

В одном из посёлков отец встретил своего однополчанина – они вместе воевали. В прошлом папин друг был офицером, его семья произвела на меня очень сильное впечатление. У них были другие манеры, они как-то по-другому разговаривали – добрее, мягче, уважительнее. Помню, у них была хорошая библиотека… Но, вы знаете, не только я оттуда выбился. Следователем по особо важным делам, генералом стал и Володя Елсуков. Мы учились в одном классе. Какое-то время даже сидели за одной партой.

– Как так случилось, что вы остановили свой выбор на юриспруденции?

– Громко сказано. Всё было просто. После окончания школы в 1967 году я работал на Режевском химзаводе, на котором делали порох, собирался по направлению от завода поступать в Ленинградский технологический институт. Но был призван в армию, служил в Германии. Вернулся сержантом и вместе с двумя очень близкими друзьями за компанию подал документы в Свердловский юридический. Так состоялся мой выбор.

 – Не ошиблись?

– Слава Богу, нет.

 – Были успешным студентом?

– Я? Успешным? Смеётесь! Учился хорошо, но успешным не был. Вокруг было слишком много соблазнов. Потому и при распределении меня должны были направить на службу в милицию. Но вмешался случай: врачи обнаружили в лёгких затемнение. Три месяца лечился. После этого меня направили в распоряжение прокуратуры Кировской области. А оттуда определили в Свечинский район. Сто двадцать километров от Кирова, 14 тысяч человек населения. Замечательное место!

Там было много инженерно-технических работников, ведь Свеча – крупная железнодорожная станция на Ленинградском направлении. Там была очень хорошая атмосфера.

 – С чего вы начали?

– Я оказался в странной ситуации. Прежний прокурор уволился и уехал, вновь назначенный ещё не прибыл. Никакого начальства. Фактически я был один. Тамошний начальник милиции и следователь Шадрин мне, новичку, здорово помогали. Начальник милиции – очень порядочный человек, в прошлом фронтовик, поражал меня своей невозмутимостью и доброжелательностью даже в очень напряжённых ситуациях. А Шадрин вводил меня в курс дел, обучал азам.

 – А первое дело помните?

– Это было не уголовное дело. Из Горьковской области в Кировскую приехала на отдых семья. Расположились у озера, пошли купаться. А глава семьи был слепой. И он утонул. Мы долго через лес по бездорожью добирались до места происшествия. Судмедэксперт там же произвёл вскрытие и дал заключение: следов насилия не обнаружено, смерть наступила «от утопления в воде». На этом всё и закончилось. Но мне до сих пор не даёт покоя одно обстоятельство. Я обратил внимание на то, что жена утонувшего намного моложе его и уж больно красива. Следовало бы навести справки о ней, о муже, об их отношениях. Но она уехала в соседнюю область. До сих пор жалею, что не проверил возникшую версию: ведь утопить слепого несложно

 – В райцентре с населением 14 тысяч человек, наверное, и жизнь была тихой?

– Это правда. Именно поэтому меня часто отправляли в командировки в другие районы, туда, где совершалось больше преступлений. Мне, приезжему, давали самые безнадёжные дела.

 – Долго проработали в Свечинском районе?

– Нет. В 1977-м меня перевели на должность старшего следователя прокуратуры Кировской области. И тут же пришлось расследовать дело об убийстве. Оно произошло в ночь с 6 на 7 ноября, под 60-летие Октябрьской революции. Убили двух охотников, а избушку охотничью с трупами подожгли. Читаю протокол осмотра места происшествия. Там записано: осмотр проводился без понятых в связи с тем, что всё взрослое население пребывало в нетрезвом состоянии. Это хорошая иллюстрация для понимания всех обстоятельств и условий, где приходилось работать. Убийство раскрыли за два месяца. Преступление совершили двое подонков. Суд приговорил их к смертной казни.

 – А кто вас учил уму-разуму, кроме милицейского следователя Шадрина?

– Ещё во время практики у меня был очень хороший учитель – помощник прокурора Октябрьского района Свердловска Виталий Константинович Трутнев. Было ему тогда около шестидесяти. В конце 1940-х в составе следственной бригады Прокуратуры Союза ССР он расследовал дела, связанные с басмачеством в Туркестане. Вот он и учил меня всему, что знал сам. И как бумаги писать, и как осматривать место происшествия, и как правильно планировать и вести допрос… Ещё один из моих наставников – старший следователь прокуратуры Кировской области Василий Петрович Перминов. Я бы так его охарактеризовал: спокойный, настойчивый, усидчивый, грамотный, человечный, проницательный, с хорошим воображением, без чего раскрыть преступление практически невозможно. У него всегда были отличные отношения с оперативниками, сопровождавшими расследование.

– А у вас как складывались отношения с оперативниками?

– По-разному. В основном хорошо. Ведь без оперов следователь слеп. Но попадались и подонки. Как-то в Свечинском районе я расследовал дело, и в качестве вещественного доказательства к делу была приобщена бутылка водки. Приходит опер и предлагает отдать эту бутылку. У них, видите ли, пьянка намечалась. Разумеется, я отказал. «Да я тебе завтра ящик привезу!» – настаивал он. Человек не понимал, что речь шла о вещественном доказательстве! В итоге он плохо кончил – за какие-то тёмные дела его осудили.

Фото на память во время субботника, 1990. Цвет прокуратуры РСФСР (во втором ряду слева направо):  Борис Исаенко, Борис Тарасов, Владимир Данилов, Борис Уваров,  Владимир Фёдоров, Евгений Мысловский, заместитель прокурора РСФСР Иван Землянушин,  начальник следственной части прокуратуры РСФСР Евгений Лисов; (внизу слева направо): Александр Добрынин, Евгений Ильченко, Александр Филин, Исса Костоев

  ПРОСЛУШКИ ГРУППЫ «МОСТ»

 – Какое дело у вас было самым сложным?

– Они все сложные. Особенно вначале. Представьте: совершено преступление, свидетелей нет, следов тоже нет или почти нет. Как выйти на тех, кто затаился, где-то тихо отсиживается? Я бы выделил не сложные, а плохие дела. Поясню. Я вёл следствие в отношении прокурора Северной Осетии Путимцева и начальника следственной части прокуратуры Иванова. Они обвинялись в превышении служебных полномочий. Дело в том, что прокуратура привлекла к уголовной ответственности ряд влиятельных чиновников республики во главе со вторым секретарём обкома партии. Их арестовали и обвиняли во взятках и хищениях. Затем выпустили. Ситуация развернулась против Путимцева и Иванова: их обвинили в том, что они применили к арестованным недозволенные методы. Речь шла не о насилии, а о фальсификации некоторых материалов. Насколько мне помнится, у прокуратуры были основания для привлечения чиновников к уголовной ответственности. Но не хватало доказательств, и её сотрудники словчили. Я занимался именно этим. Формально в действиях прокурора республики и начальника следственной части был состав преступления. Передал дело в суд, а тот оправдал обоих. В республике шла война кланов. Закон использовали как одно из средств ведения войны. Поэтому в таком противостоянии бессмысленно вести речь о торжестве правосудия. Побеждал тот, у кого были более влиятельные связи

 – И часто Прокуратуру РСФСР втягивали в подобные войны?

– Статистикой не владею. Но случалось. Оказаться в такой ситуации противно. Ведь прекрасно понимаешь, что происходит.

 – Чем закончилось это дело?

– Оправданием. Мы подготовили протест на решение суда. Но его, по-моему, никуда не отправили.

 – Можно ли считать, что уголовное дело по группе «Мост», которое вы в своё время расследовали, из разряда таких же «плохих» дел?

– Пожалуй.

 – А в чём там суть дела?

– Служба безопасности «Моста» занималась незаконным прослушиванием телефонных переговоров, наружным наблюдением, сбором конфиденциальной информации, на что имеют право только правоохранительные органы и при разрешении суда.

(См. базу данных Агентства федеральных расследований FLB.ru «Рашенгейт» – Ред.)

 – А чем закончилось расследование этого дела?

– Не знаю. Я не довёл его до конца – уволился из прокуратуры. Но, по-моему, оно подлежало прекращению по истечении сроков давности.

 – Что самое трудное в профессии следователя?

– Принимать решение. О возбуждении уголовного дела, о заключении под стражу… Всё это очень серьёзно. С возбуждением уголовного дела начинает крутиться машина – суровая, беспощадная.

 – Но ведь насколько ей быть суровой, зависит от следователя.

– Отчасти. Я имею в виду вот что. В ходе следствия производятся допросы, обыски, выемки документов, очные ставки, экспертизы… Все эти процедуры малоприятны. Уже не от следователя зависит, проводить то или иное действие или нет. Поступки диктует логика уголовного дела. Я не говорю о делах очевидных. Я о делах не очевидных. Когда у тебя только формируется представление о действиях человека или нескольких человек. Ты же не истина в последней инстанции. Ты же можешь ошибаться. Меня удивляет, с какой лёгкостью правоохранители иногда отправляют людей за решётку. Даже на 15 суток. У человека работа, семья, дети, а его – в кутузку, хотя в этом далеко не всегда есть необходимость. Как-то при расследовании одного уголовного дела столкнулся с такой ситуацией. В изоляторе временного содержания РОВД оказалось около десяти мужчин, размещённых в разных камерах. Выяснилось, что все они арестованы судом на десять суток за мелкое хулиганство по рапорту участкового. Участковый зафиксировал, что мужики ругались матом!

 – Без какого качества, на ваш взгляд, не может состояться следователь?

– Без человечности. Если следователь во время расследования дела не видит перед собой чью-то судьбу, он превращается в машину по производству протоколов.

 – Вам приходилось кричать на подследственного?

– Никогда. Иногда мог повысить голос.

 – А когда такая необходимость возникала?

– Когда нужно защитить собственное достоинство. Дело в том, что перед следователем проходят разные люди: учёные, бизнесмены, убийцы, мошенники, интеллигенты, малообразованные хамы… Они ведут себя по-разному. Например, сидит перед тобой эдакий наглый тип, врёт, ухмыляется. Такого всегда нужно поставить на место. Твёрдым, жёстким тоном, иногда повышенным. Если следователь уважает себя, он будет уважать и того, кто сидит перед ним без шнурков.

 – А в вашей практике был случай, когда вас провели?

– Был. Но я бы не сказал, что провели. Случилась недоработка всей группы, которая занималась поиском преступника. В Яранском районе Кировской области убили девушку. Мы прошерстили местность таким «гребешком», что, казалось, ни один человек не мог уйти от проверки. А он ушёл! Спустя какое-то время преступника взяли – он совершил ещё одно убийство. Нас интересовало, как он ускользнул от нас в прошлый раз? Оказалось, что, когда проверяли все автобусные маршруты, один автобус не доехал до конечной остановки, где его ждали, а водитель развернулся обратно – из-за невозможности проехать по плохой дороге. Пассажиры этого автобуса не попали под проверку. А именно в нём ехал убийца! Я для себя сделал вывод: при поиске преступника нельзя оставлять даже крохотной щели – по закону подлости он обязательно ею воспользуется

За делами, которые они расследовали, в своё время следила вся страна. Слева направо: Владимир Данилов, Валерий Костарев,  Александр Щукин, второй справа – Пётр Трибой, крайний справа – Евгений Бакин. В центре – Герой России генерал-полковник Вооружённых сил РФ Валерий Евневич, рядом – бывший прокурор следственного управления Юрий Чудиновский

 АФГАНСКИЙ СИНДРОМ

– Одно из резонансных преступлений, которое вы расследовали, – взрыв на Котляковском кладбище. Насколько мне помнится, расследование шло очень непросто. В первый раз обвиняемого в организации взрыва Радчикова и ещё двух его подельников оправдали.

 – Радчиков – фигура очень непростая. Служил в войсках специального назначения ГРУ Министерства обороны. Во время одной из операций на территории Афганистана потерял обе ноги. Добивался представления к званию Героя России. Возглавив вначале Российский фонд инвалидов войны в Афганистане, а затем Российский общественный фонд инвалидов военной службы, обладал большими связями и значительным влиянием, «много знал», что, на мой взгляд, и сказалось на первом решении военного суда. Как только Радчиков погиб, ситуация изменилась.

 – Верховный суд, отменив оправдательный приговор, тем не менее отметил, что «в ходе предварительного следствия остались невыясненными… важные обстоятельства». Что это за обстоятельства?

– Обвинительный приговор свидетельствует о том, что все важные обстоятельства в ходе предварительного следствия всё-таки были выяснены. Единственное, что не удалось установить, – это все суммы денежных средств, незаконно полученные в результате экономической деятельности Фонда инвалидов войны в Афганистане. Речь могла идти о значительных средствах. Ведь только по программе оказания помощи инвалидам планировались затраты свыше 4 млн долларов. Но эти сведения Радчиков унёс с собой.

 – О чём-нибудь жалеете?

– О том, что не довелось, как некоторым моим коллегам, поработать в «горячих точках».

 – В каком году вы уволились из прокуратуры?

– В 2000-м. Мне был 51 год.

 – Прекрасный возраст, богатый опыт, генерал… Почему приняли такое решение?

– В Генеральной прокуратуре и в нашем управлении поменялось руководство. Я понял, что далеко не во всех случаях смогу принимать самостоятельные решения как процессуальное лицо. Не хотелось принимать участия в междоусобных войнах, которых становилось всё больше. Я устал.

Уволившись из Генеральной прокуратуры России, Данилов работал в одном из государственных банков.

Фото из архива автора


Автор:  Игорь КОРОЛЬКОВ
Совместно с: 

Комментарии



Оставить комментарий

Войдите через социальную сеть

или заполните следующие поля



 

Возврат к списку