НОВОСТИ
Рынок отмывания денег в России  оценили в 2 трлн рублей
ЭКСКЛЮЗИВЫ
sovsekretnoru
Россия не желает знать героев секретной аварии

Россия не желает знать героев секретной аварии

Россия не желает знать героев секретной аварии
Автор: Егор ВЕРЕЩАГИН
Совместно с:
15.11.2018

 

Ликвидаторы одной из наиболее секретных в истории СССР радиационных аварий обратились в Конституционный суд РФ – их ходатайство есть в распоряжении редакции «Совершенно секретно». Это последняя, высшая инстанция – и последняя надежда этих людей на «мирное» решение вопроса. А вопрос простой: федеральные власти последовательно отказывают им в заслуженных льготах. Когда-то они, не щадя живота своего, очистили зараженный радиацией цех завода «Красное Сормово» от «грязи». Именно в этом цехе – в более чем нервной обстановке холодной войны – собирались мощнейшие в Союзе атомные подводные лодки (АПЛ). Благодаря подвигу ликвидаторов сборка «оружия возмездия» не была тогда остановлена – и был, таким образом, обеспечен пресловутый паритет. Потом, нахватавшись доз, непризнанные герои стали болеть и умирать. Сейчас это горстка стариков, почти все они инвалиды. И до сих пор чиновники и депутаты не желают с ними считаться.
 
Горький (ныне Нижний Новгород) образца 1970 года был закрыт для иностранцев, поскольку почти все его предприятия были «почтовыми ящиками», то есть работали на оборонку в режиме строгой секретности.
Пожалуй, наиболее секретным и стратегически важным объектом был завод «Красное Сормово», где в тот год кипела работа над созданием сразу нескольких атомных субмарин проекта «Скат» с крылатыми ракетами на борту.
Учитывая разгар гонки вооружений, со сдачей этих «изделий» очень торопились.
Сразу после новогодних праздников в самом большом цехе завода – СКМ – продолжился монтаж двух подводных лодок. На одной из них – К‑320 – уже был установлен ядерный реактор, созданный на предприятии ОКБМ (тоже в Горьком).
К‑320 планировалось сдать ко дню рождения Ленина. То есть была еще и одна причина спешки – повышенные «социалистические обязательства». На окончательную сборку, покраску и различные испытания отводилось три месяца. Поэтому определенные работы в цехе СКМ шли и в выходные дни.
18 января 1970 года было воскресенье. Запланированные на этот день испытания на К‑320 должна была выполнить бригада монтажников.
Помимо них, возле АПЛ находились дежурный заводской дозиметрист и вахтенный матрос – дело в том, что на заводе и около него несла службу бригада строящихся подводных лодок ВМФ.
Плюс к этому в том же цехе трудилась сотня маляров – на другом, правда, участке.
По счастью, в цехе не было той массы народа, которая обычно трудилась здесь в будние дни (а это более 1000 человек), поскольку «хлопнуло» именно в тот день.
 
 ИСПЫТАНИЯ 
 
Испытания намечались простейшие: контур заглушенного реактора надо было наполнить холодной водой, чтобы проверить его герметичность.
Чтобы вода не вышла наружу, перед испытаниями (этого требовала инструкция) контур надо было закрыть надежными резинометаллическими заглушками. Они стояли в цехе наготове. Пока же вместо них отверстия были закрыты бутафорскими пластмассовыми заглушками, которые защищают от пыли.
Монтажникам надо было заменить эту бутафорию на металл. Но они – то ли по незнанию, то ли в спешке – этого не сделали, и сразу приступили к испытаниям.
Холодная вода заполнила контур реактора. Давление внутри контура, что вполне закономерно, увеличилось, и в какой-то момент пластмассовые заглушки вышибло. Причем с такой силой, что они долетели до высокого стек-
лянного потолка и разбили его.
Но на этом, к несчастью, ЧП не закончилось. Вода вырвалась, давление в контуре резко упало, и от этого (атомщики до сих пор не могут объяснить почему) поднялась компенсирующая решетка реактора. Иными словами, ядерная энергетическая установка сама собой запустилась.
Оставшаяся в контуре вода немедленно нагрелась и превратилась в пар. Но ее было недостаточно, чтобы отвести огромное количество выделяемого тепла. Поэтому реактор частично разрушился. Его крышка приподнялась, и ядерное топливо, смешавшись с паром, вырвалось наружу, загрязнив почти весь цех.
Все это произошло в течение нескольких секунд. Монтажники не успели (и не могли) ничего предпринять – за исключением того, что один из них, Владимир Горев, сразу задраил ближайший отсек подлодки, чтобы туда не попала радиация.
Почти вся бригада была ошпарена и облучена. Монтажники, дозиметрист и вахтенный матрос, по словам очевидцев, буквально выползали из цеха, теряя сознание. Их пытались отпоить молоком, но оно сразу выходило обратно.
Маляров практически не задело: они, напомним, работали на другом участке.
«Сильный хлопок мы, конечно, слышали все, – рассказывает Антонина Цветкова, которая, как и Нина Золина, работала маляром. – И тут к нам подбегает мастер и кричит: «Бегите в душ и мойтесь как можно дольше!» Дозиметрист несколько раз нас проверял и несколько раз отправлял обратно. У многих забрали «грязную» одежду – ее так и не вернули. Только после того как мы отмылись, нам выдали пропуска – без них нельзя было покинуть завод».
 
 ДНЕПРОВСКИЙ 
 
Рядом с заводом «Красное Сормово» дислоцировалась группа радиационной безопасности, которая входила в соединение строящихся подводных лодок ВМФ (о нем мы уже упоминали). Командиром этой группы был лейтенант Валентин Днепровский. Вскоре после того как произошел взрыв, он получил приказ измерить фон в цехе – ну и выполнить свои прямые обязанности, то есть обеспечить радиационную безопасность.
Примерно через два часа после аварии Валентин Алексеевич вместе с матросом из его группы облачился в противогаз и шестой флотский комплект, зашел в цех и измерил фон на всех участках – в том числе и внутри аварийной АПЛ.
Приблизительно через месяц после этих событий он по «рекомендации» особистов уничтожил все свои записи, касающиеся аварии. То же самое сделали и на заводе «Красное Сормово» – с той поры остались лишь очень немногие документы. Именно поэтому ликвидаторам так сложно было потом не то что добиться льгот, а вообще доказать сам факт аварии.
Единственное, на что можно опираться, рассказывая о радиационном фоне 18 января в цехе СКМ, – это на воспоминания Днепровского, которые мы записали, когда он был жив.
«Над реакторной крышкой было 70–80 Р/ч., – рассказывал Валентин Алексеевич, – а в среднем в отсеке – 20–30 Р/ч. Максимальный же показатель, который там был, – 100 Р/ч».
«У нас с собой были дозиметры на 50 бэр (биологический эквивалент рентгена. – Прим. ред.), – продолжал Днепровский. – Они зашкаливали, когда мы заканчивали проводить измерения. При этом для нашей группы была установлена суточная норма облучения 17 миллибэр, а для гражданских – вообще 1,3 миллибэра. То есть по дозам превышение было в три тысячи раз».
Валентину Днепровскому тяжело дались эти измерения. Выйдя из цеха, он почувствовал тошноту и общее недомогание. В последующие дни – рвота, отсутствие аппетита. Но Днепровский не только остался в строю, но и продолжил замеры.
На основе именно этих замеров был составлен план эффективной ликвидации аварии, были установлены нормы по времени для каждого участка. Постепенно нормы увеличивались, поскольку радиоактивный фон с каждым днем снижался.
В тот же день, 18 января, группа Днепровского организовала несколько постов – на проходных завода и на входе в цех СКМ. Эти посты существовали до тех пор, пока авария не была ликвидирована.
Через один из таких постов проходили впоследствии директор завода Юрьев и академик Александров, курировавший атомную науку. Дежуривший матрос заставил их снять меховые шапки, потому что в шапках дальше нельзя. Юрьев возмутился, а Александров ему сказал: «Если бы у вас на заводе все были как этот матрос, с нас бы тут шапки сейчас не снимали».
Вечером 18 января квартиры работников цеха обошли заводские дозиметристы – чтобы еще раз проверить, вся ли одежда и обувь чистые. «Грязные» вещи забирали безвозвратно, невзирая на их стоимость.
Но были среди участников этих событий те, кто домой в тот вечер не вернулся.
 
 СПЕЦКЛИНИКА 
 
Семеро пострадавших (монтажники, вахтенный матрос и дозиметрист) в ночь с 18 на 19 января они были отправлены в Москву. Для этого задержали поезд № 37 и прицепили к нему дополнительный вагон.
Ранним утром пассажиров этого вагона поместили в столичную клиническую больницу № 6, которая специализировалась на лучевой болезни. Через 16 лет в этих же свинцовых боксах окажутся первые ликвидаторы Чернобыльской АЭС.
У троих пациентов (Николая Помозова, Николая Лисова и Вячеслава Горохова) была диагностирована острая лучевая болезнь (ОЛБ) в крайне тяжелой форме. Они скончались в этой же больнице в период с 5 по 13 февраля 1970 года.
Еще трое (Владимир Сорокин, Владимир Горев и Валерий Сердюк) были выписаны с диагнозом ОЛБ – и это единственный случай, когда медики признали связь заболевания с произошедшей на «Красном Сормове» аварией. В дальнейшем ликвидаторам будут ставить какие угодно диагнозы, но только не лучевую болезнь.
Судьба вахтенного нам неизвестна.
 
 ЛИКВИДАЦИЯ 
 
Почти неделю в цех никого не пускали – да никто особо и не жаждал туда входить. У людей был страх.
Только в пятницу, 23 января, в цех СКМ вошли первые 18 добровольцев. Среди них был Александр Зайцев – он проживет достаточно долго, возглавит Общество ликвидаторов и умрет только в 2009 году от инфарк-
та. Нам удалось с ним в свое время пообщаться.
«Когда мы зашли в цех, многие не выдержали гнетущей обстановки, сняли «лепестки» и закурили, – вспоминал Александр Александрович. – Тех, кто не курил, было трое, в том числе и я. Так вот, через несколько лет те, кто надышался тогда радиоактивной пылью, скончались».
Именно с этого момента и началась ликвидация. Цех отмывали обычными тряпками и обычными моющими средствами, делали замеры и отмывали снова. Грязная вода стекала в канализацию и попадала в Волгу.
На соседней лодке – К‑308 – не успели установить приборы. Они лежали отдельно и оказались загрязненными. Виталий Войтенко, который после Зайцева возглавит Общество ликвидаторов, эти приборы отмывал и устанавливал.
Аварийную субмарину К‑320, которая, естественно, фонила больше всего, отмывали тоже. Реактор вырезали и установили новый, пришлось заменить ряд технологических узлов.
«Мы снимали «грязную» изоляцию, потом ставили новую и красили все отсеки», – вспоминает Нина Золина.
Некоторые женщины, в том числе и Нина Александровна, были в положении – но тем не менее работали в загрязненном радиацией цехе. За эту работу была установлена дополнительная прибавка к зарплате, ликвидаторы бесплатно питались в заводской столовой. И питались очень хорошо. У входа в аварийный цех, как рассказывают, были установлены фляги со спиртом – каждый мог хлебнуть «для храбрости».
Тех, кто отказывался драить цех СКМ, – увольняли, и таким людям трудно было найти работу.
Напарница Эльвиры Еровой также ждала ребенка.
«Я не могла заставить ее долго работать, – вспоминает женщина. – Утром она мне чуть поможет, а потом уже две смены подряд работаю я. Это даром не прошло: у меня была потом операция на груди, астма открылась…»
Почти у всех ликвидаторов вскоре начался зуд.
«Руки и ноги мы сдирали в кровь, и до сих пор это до конца не прошло, – рассказывает Нина Золина. – С нами много мужчин работало, они тоже пострадали, особенно это сказалось на половых органах».
 
 НАГРАДЫ МИМО ГЕРОЕВ 
 
28 апреля 1970 года дозиметристы тщательно обследовали все участки цеха – и впервые не нашли никакого превышения.
Лодка К‑308 – несмотря на задерж­ки в ее монтаже – была сдана в срок.
Аварийная К‑320 была сдана в следующем году и пробороздила океанские просторы даже больше положенного.
Казалось бы, за этот самоотверженный (если не сказать – героический) труд участников тех событий должны были как-то… ну, отметить, что ли… Наградить, в конце концов… Но ничего такого не произошло.
Только директор завода Михаил Юрьев стал Героем Социалистического труда – один за всех.
И еще девять военпредов – уже в лихие 1990-е – получили ордена Мужества.
Следует заметить, что в первые дни после аварии, когда уровень радиации был особенно высок, военные, за исключением группы Днепровского, и близко к аварийному цеху не подходили. Сначала ликвидацию решено было взвалить на персонал завода. Будущие кавалеры ордена Мужества приступили к работам только в начале февраля.
Днепровскому, здоровье которого сильно пошатнулось, объявили благодарность перед строем и пообещали представить к награде. Но никакой награды Валентин Алексеевич – настоящий герой тех событий, проявивший отвагу и не пожалевший себя – не дождался. 
 
 В ЧЕРНОБЫЛЬЦАХ НЕ ЗНАЧАТСЯ 
 
В 1990-е аварию на «Красном Сормове» рассекретили.
Примерно тогда же появился закон о льготах для гражданских ликвидаторов двух аварий: на Чернобыльской АЭС и на заводе «Маяк» в Челябинской области, где произошел радиационный выброс.
Позже появился закон о ветеранах подразделений особого риска – он предусматривает льготы для военных ликвидаторов.
И есть еще льготы для пострадавших от радиации. Их могут получить люди, у которых диагностирована лучевая болезнь.
Так вот, наши герои не подпадают ни под один из этих случаев: их аварию не включили в закон, они (Днепровский не в счет) не были военными и, наконец, их заболевания до сих пор категорически отказываются связывать с облучением.
Даже небольшую прибавку к пенсии из бюджета Нижегородской области они получить не могут: соглас-
но областному закону, инвалидам она не выплачивается. А фактически все эти люди сегодня инвалиды.
 УЛОВКА 22 
Начиная с 1990-х годов они ведут борьбу за отдельный федеральный закон для ликвидаторов аварии на заводе «Красное Сормово» – и им везде отказывают.
Политики и политтехнологи любят использовать людей в своих интересах.
В 2011 году льготы для ликвидаторов этой аварии были включены в так называемую народную программу партии «Единая Россия». Даже номер проблеме присвоили – 22. Но после 2011-го о программе забыли. И проблема 22 превратилась в пресловутую уловку 22.
В Администрации президента, куда ликвидаторы тоже писали не единожды, старикам посоветовали обратиться в их московскую приемную лично…
 
 «НЕ СТАВИМ ЦЕЛЬЮ НАЗЫВАТЬ ОБИДЧИКОВ» 
 
В августе 2018 года трое из ликвидаторов обратились в Конституционный суд РФ с ходатайством: предоставить им в конце концов давно заслуженные федеральные льготы.
Велика вероятность того, что и КС РФ ответит на это ходатайство отпис-
кой.
Пройдет еще несколько лет – и не будет никого. Спохватятся и – вместо льгот и выплат – выделят деньги на общий памятник. Экономно ведь будет, правда?

Автор:  Егор ВЕРЕЩАГИН
Совместно с: 

Комментарии



Оставить комментарий

Войдите через социальную сеть

или заполните следующие поля



 

Возврат к списку