Месье Жан убит!

Улица Сен-Жорж в Старом Лионе, начало 80-х годов. Нас было трое неразлучных мальчишек, мы не были ни злыми, ни дикими, просто немного буйными и бесстрашными в образе героев комиксов, у которых мы позаимствовали наши прозвища. Темноволосый и коренастый Антуан (он же «Блэк») был волосат и атлетичен, словно лев с огромной гривой. Пьер-Мари (он же «Зембла») был беспечен словно крупное животное. Что же касается меня, «Омбракса», то я был достаточно мускулистым, чтобы суметь ответить на любой удар. Поодиночке мы были ничем, а вот когда мы собирались втроем, нас все боялись и уважали, и нам для этого не надо было даже прибегать к физической силе. И до сегодняшнего дня ни один вожак-заправила из Старого и даже из Большого Лиона никогда не мог навязать нам свои законы.

«Блэк Ле Рок», «Зембла, человек-лев», «Омбракс, мститель с Дикого Запада» – сегодня эти персонажи известны только коллекционерам «малоформатных» комиксов, золотой век которых восходит к 60-м годам прошлого века. Это были американские комиксы, которые распространялись во Франции в форме книжечек. Они продавались в киосках, и их еще называли «привокзальными». Броские обложки, черно-белые рисунки, тиражи, напечатанные на блеклой бумаге, – эти недорогие буклеты радовали детей рабочих, это было единственное, что читали наши родители. Однако мы читали и перечитывали их приключения не дома, а у месье Жана, букиниста с набережной Фюльширон, который вел торговлю рядом с нашей школой. Чтобы приманить покупателей, он ставил на тротуаре стеллажи с книгами в мягкой обложке и среди них – знаменитые «малоформатки». У него имелся внушительный, даже, наверное, неисчерпаемый запас, потому что ему удавалось получать непроданное у издателей, двух лионских компаньонов его друзей.

Белоснежное лицо и ясные глаза – месье Жан неизменно носил синий хлопчатобумажный фартук и черные бархатные брюки в крупный рубчик, такие грязные, что едва угадывался их первоначальный цвет. «Чистенький букинист ничего не продаст», – смеялся он, как бы извиняясь. Несмотря на свое телосложение, он двигался, как кошка, и демонстрировал необычную бодрость для мужчины его возраста. Благоухающий и всегда свежевыбритый, подтянутый, словно милорд, месье Жан был похож на настоящего киношного «Барона д’Эклюза» или на «Джентльмена из Эпсома». Но, несмотря на такую внешность, мы догадывались, что он ведет жизнь, похожую на роман с эпизодами, мало связанными с основным сюжетом. Он охотно вступал в разговор, как только речь заходила об антиквариате и африканском искусстве, о литературе и редких изданиях, о французской кухне и винах, но при этом месье Жан никогда не говорил о самом себе, и он всегда усмехался, когда его старые друзья начинали вспоминать о своей безумной молодости.

Не имея наследников, месье Жан не очень любил детей, но к нам он всегда относился по-доброму. Может быть, потому что мы были неразлучны? В промежутках между нашими бесконечными проделками мы брали у него партию «малоформаток», но всегда с его разрешения. Если была хорошая погода, мы ходили читать на пристань, где сидели, свесив ноги с эстакады. В дождливые дни мы сидели в обшарпанных креслах в его подсобке. В обоих случаях, после прочтения мы аккуратно ставили комиксы на место – не мятые и не порванные. Наша осторожность произвела впечатление на месье Жана, и однажды он дал нам первое задание: завернуть подержанные комиксы в прозрачную бумагу, а затем разложить их по коллекциям и номерам.

Да, мы были очень аккуратными детьми. Несмотря на невысокую образованность, наши родители научили нас ценить вещи и, прежде всего, уважать чужое имущество. В молодости эти трудолюбивые и добросовестные рабочие проповедовали конформизм, граничащий со скукой. Но культ наших любимых героев со страниц комиксов внушил нам, что нам вполне доступна и иная судьба – в любом случае, гораздо более волнующая. Будучи неразлучными, мы цеплялись друг за друга, уверенные в том, что этот союз станет залогом нашего успеха.

Мы не были полными дураками, но мы были не очень созданы для учебы. Тем не менее, мы были молодыми и активными лионцами, и мы быстро сделали карьеру. После стажировки в «лучших домах» Старого Лиона, где за нами присматривал месье Жан, «Блэк» стал шеф-поваром, «Зембла» – гастрономом-провизором, а я – метрдотелем. Мы были по-прежнему неразлучны, и сегодня мы держим «Уголок малоформаток» на улице Сен-Жорж – маленький ресторанчик без особых претензий, но зато с хорошей кухней, привлекающей людей типа месье Жана и его многочисленных друзей.

Будучи бонвиваном, месье Жан любил посмеяться, но сегодня мы в трауре по нему. Лежа в лакированном дубовом гробу с золотыми ручками, поставленном перед алтарем церкви Святого Георгия, наш дорогой букинист уже никогда больше не будет смеяться. Пуля калибра 7,62 мм прямо в лоб определенно стала причиной смены его отношения к жизни. На похороны прибыла немалая толпа, и это заставило многих скорбящих остаться снаружи. Чтобы освободить место внутри, венки были расставлены по двору так, что церковь, казалось, стала одним большим разноцветным цветником.

Говорят, что убийца всегда возвращается на место преступления. На всякий случай, полиция присутствовала в большом количестве и вела себя весьма осмотрительно. На выходе из церкви к нам подошел комиссар Ланвен из лионского уголовного розыска, несомненно, один из лучших полицейских Франции, один из тех, кто задержал зловещую банду «апачей из Мейзьё». Учитывая деликатность этого дела и то, что в правительстве всегда были лионцы, ему лично было поручено раскрыть его, причем сделать это надо было предельно быстро и аккуратно.

Мы никогда раньше не встречались с Ланвеном, но с его телосложением «семь на восемь – восемь на семь», с его пепельными волосами и бородкой а-ля Наполеон III, узнать его было несложно. Комиссар отложил свою папку, прежде чем подойти к нам. Чтобы придать нам уверенности, он признался, что является поклонником «Кита Карсона, друга индейцев», героя малоформатных комиксов, и коллекционирует сборники про него. Протянув нам свою визитную карточку, комиссар Ланвен пригласил нас как можно скорее встретиться с ним в его кабинете в форте Монлюк.

«Месье Жан убит», – гласил огромный заголовок на первой полосе «Прогрэ де Лион», как если бы речь шла о Жане Жоресе или Кеннеди. Месье Жан был добрым самаритянином, святым человеком, чья аура выходила за пределы Старого Лиона. Вот уже более сорока лет все старьевщики города, особенно бездомные, умели находить набережную Фюльширон, а там – щедрого покупателя своих находок. И всем этим несчастным, а особенно тем, кто хотел вырваться из сложившихся обстоятельств, добрый месье Жан протягивал свою поистине спасительную руку. Никогда не посягая на их прерогативы, он работал со всеми благотворительными учреждениями, расположенными в Лионе. С помощью одних он снимал помещения для хранения и раздачи продуктов питания. При содействии других он находил комнаты, где временно размещали бездомных. Тем, у кого имелись способности, он предлагал работу. Нужно было тщательно собирать, сортировать, ремонтировать и выставлять на перепродажу мебель, одежду и книги, которыми месье Жан торговал, не получая с этого особой наживы.

Когда пресса интересовалась его благотворительной деятельностью, месье Жан всегда выставлял на передний план своих протеже, ярких персонажей, чье падение, а затем воскрешение давало материал для блестящих репортажей. Некоторые задавались вопросом, как, не имея личного состояния, месье Жан мог проявлять подобную щедрость, но из-за отсутствия доказательств их расследования всегда были очень коротким. Но, словно оправдывая эти подозрения, благотворительность месье Жана служила прикрытием для совершенно другой, столь же сомнительной, сколь и высокоприбыльной деятельности.

Будучи молодым человеком, месье Жан избежал тюремного заключения, вступив в Иностранный легион. Он служил в управлении внешними операциями в Африке и создал разветвленную сеть, в которую входили корсиканцы, содержавшие солдатские лавки и игровые залы, хорошо зарекомендовавшие себя славянские киллеры, китайские бакалейщики, продававшие самые неожиданные товары, сирийско-ливанские ломбардщики, легко финансировавшие самые разные виды деятельности, и, конечно же, африканцы, которые прикрывали все это. Они были способны на все, что угодно! Во время сиесты эти артисты могли полностью разобрать броневик, чтобы перепродать его на запчасти другому подразделению французской армии, работающему в другой части Африки. Эти люди имели много денег, но что делать, например, с чемоданом банкнот в пустыне?

Когда месье Жан вернулся к гражданской жизни, ему пришла в голову удачная идея организовать оборот этих недобросовестно нажитых денег. Вдохновленный африканской моделью, используемой различными братствами, он создал тонтину – некое подобие страхования или пожизненной ренты, при котором участники вносят в общий фонд некоторую оговоренную сумму и получают с нее проценты. Настоящий инвестиционный фонд, который давал ему почти неисчерпаемый источник денег, позволявший выкупать помещения, торговые залы или даже целые здания, в основном в Старом Лионе. И, конечно же, такой поток денег не мог не вызывать ревности и вожделения. Между несостоявшимися кандидатами в партнеры, разочарованными пайщиками и агрессивными конкурентами не было недостатка в подозреваемых. И комиссар Ланвен рассчитывал, что мы дадим ему какие-то зацепки. Как бы ни так! Даже если бы мы и согласились сотрудничать с полицией, мы все равно абсолютно ничего не знали об африканской деятельности месье Жана.

Как и было условлено, на следующий день после похорон мы втроем отправились в форт Монлюк. Комиссар Ланвен очень приветливо принял нас в своем кабинете, сидя под плакатом «Кит Карсон». Понятно, что это было сделано для налаживания первого неофициального, может быть, даже дружеского контакта. Никаких официальных показаний и допросов – наоборот. Зная, что мы были очень близки к жертве, комиссар Ланвен хотел сообщить нам первые сведения о своем расследовании. Он уже знал об этом немало. Убийство было совершено настоящим профессионалом, но полиции было практически невозможно добраться до заказчика – хорошо хоть, что она вышла на след убийцы. Баллистическая экспертиза показала, что орудием убийства была снайперская винтовка Драгунова российского производства, которую легко можно было добыть после распада Варшавского договора, но след снайпера на этом и заканчивался. Комиссар сделал нам это признание специально. Он был убежден, что, мобилизовав друзей месье Жана, мы быстро узнаем, к чему все это сходится. Как бы то ни было, Ланвен рассчитывал, что мы доставим ему преступника, как говорится, «под ключ».

И в самом деле, выйдя из участка, мы обратились к одному старому другу месье Жана, бывшему вору по прозвищу «Мандрейк-волшебник». Слушая его редкие признания за чашечкой кофе, мы знали, что в свое время он проявлял свои таланты фокусника в нескольких следственных изоляторах. Кумир своих сокамерников, он был кошмаром охранников, хотя он всегда возвращал то, что ему удавалось стащить, – в том числе и связки ключей. Наведя справки в своей среде «темных сил», наш маг быстро вычислил торговца оружием, продавшего убийце винтовку Драгунова, – боснийского серба, действовавшего из Женевы. Зная репутацию «Мандрейка», поставщик тут же согласился указать на своего клиента, которого звали «Жипе-Шизанутый». Неспособный к чистой работе, этот сукин сын только что вышел из тюрьмы, где он провел десять лет за вооруженное ограбление и непредумышленное убийство. Ограбление обменного пункта сразу пошло наперекосяк, спецназ сидел в засаде, началась перестрелка прямо на улице, и трое прохожих пали от шальных пуль – это была настоящая бойня! Его подельники были убиты, а «Шизанутый» бесславно сдался.

С момента своего ареста Жипе пытался выяснить, кто же его сдал. Месье Жан никогда не покупал краденый товар, и один сокамерник в отместку подставил его под мстительный удар «Шизанутого». Но на самом деле, в полицию обратилась проститутка, сутенером которой был Жипе. Рука у бандита была явно слишком тяжелой. После очередного избиения девушка сдала его, а потом уехала в Молдавию, чтобы там забыть про все. Жипе же поклялся себе, что, выйдя на свободу, он сдерет шкуру с месье Жана. Это был навязчивый бред, которому не придали серьезного значения ни камерные стукачи, ни надзиратели, ведь «Шизанутый» не имел задатков убийцы.

Тем не менее, те, кто был знаком с ним в детстве, прекрасно знали, что этот негодяй имеет обыкновение всегда платить по старым счетам. В свое время месье Жан захлопнул перед ним дверь за то, что он вырезал и перепродал по одной старинные гравюры из одного очень редкого издания. Для него это был повод для окончательного и безапелляционного изгнания. Тогда этот парень покинул наш квартал, чтобы все глубже и глубже погрузиться в преступную среду. Мы потеряли его из виду, и все же «Жипе-Шизанутый», Жан-Поль Гуззен, как значилось в книге актов гражданского состояния, был не кто иной, как наш друг «Капитан Свинг, волк из Онтарио». И как мы могли забыть, что, как и в случае с тремя мушкетерами, нас было четверо?

Перевод с французского Сергея Нечаева