НОВОСТИ
Министр здравоохранения Владимирской области задержан
ЭКСКЛЮЗИВЫ
sovsekretnoru

ГОРОД ХЛАМИДЫ

ГОРОД ХЛАМИДЫ
Автор: Алексей МИТРОФАНОВ
Совместно с:
20.11.2015
 
120 лет назад в городе Самаре появился репортёр Иегудиил Хламида, впоследствии избравший себе другой литературный псевдоним – Максим Горький.
 
Борис Пастернак писал об этом городе: «Самара… лучший, греховнейший, элегантнейший и благоустроеннейший кусок Москвы, выхваченный и пересаженный на берега Волги. Прямые асфальтированные бесконечные улицы, электричество, трамвай, витрины, кафе, лифты, отели на трёх союзных языках с английской облицовкой, книжные магазины и т. д. Дороговизна ужасная».
 
Именно в этот город 22 февраля 1895 года прибыл начинающий репортёр и литератор Иегудиил Хламида. Прибыл, осмотрелся и вынес вердикт: «Самара – город, преданный анафеме».
 
Иегудиил Хламида – специальный, самарский псевдоним Максима Горького. Псевдоним, надо сказать, краткосрочный – Горький прожил в Самаре чуть больше года и более нигде так не подписывался. Видимо, наигрался. Да и неудобств от этого прозвания было с лихвой. Оно даже помешало Горькому устроить здесь, на Средней Волге, своё семейное счастье. Влюбился в барышню, сделал предложение руки и сердца – вроде бы всё было на мази. Отец же избранницы напрочь отказался выдавать свою любимую и единственную дочку за «какую-то хламиду».
 
Так или иначе, но именно здесь Максим Горький написал «На плотах», рассказ «Старуха Изергиль», «Однажды осенью» и множество других своих произведений, опубликовал знаменитую «Песню о Соколе». Можно сказать, что именно в Самаре он сформировался как писатель.
 
ИСТОРИИ С КАЛОШЕЙ
 
Горький поселился в доме № 91 по нынешней улице Куйбышева, а тогда Дворянской. Один самарский журналист по фамилии Смирнов вспоминал о нём: «Высокий, плечистый, слегка сутулый, он неутомимо шагал по пыльным улицам, грязноватым базарным площадям, заходил в трактиры и пивнушки, заглядывал в окна магазинов и раскрытые двери лавчонок, словом, толкался среди пёстрой толпы и нарядной «публики», всюду как бы вглядываясь в «гущу жизни» и прислушиваясь к её гомону и крикам…
 
Встречных, особливо «из господ», удивлял его разношёрстный сборный костюм… Странный парень забирался и в окрестности города, на дачи, переправлялся на «тот бок» Волги, в Рождествено, всюду суя свой острый, с чётко вырезанными ноздрями нос… Высоко поднятые брови морщили лоб и придавали широкоскулому, серому, без кровинки, лицу слегка удивлённое выражение».
 
Его безудержно тянуло к знаниям – он пропадал в библиотеке. Это была одна из старейших провинциальных библиотек России. Основанная в 1859 году, она к тому времени насчитывала 36 тысяч томов – фонд для русской глубинки немыслимый. Но опять же нравы, нравы.
 
Сохранились воспоминания о том, что, когда Иегудиил Хламида явился сюда впервые, он был подвержен жестокому прессингу. Только сел, как сразу получил удар по голове. Ударивший же с возмущением произнёс: «Позвольте, милостивый государь, вы сели на мою книгу!»
 
Смущённый Иегудиил вскочил, другой же господин, в ту же секунду плюхнувшись на освободившееся место, с удовольствием крутил Хламиде «длинный нос». Так самарская читающая публика боролась за места в библиотеке.
 
Горький наконец нашёл себе другое место, но сразу же выяснилось, что он сел в витрину, а не в кресло. Отчаявшись, он решил покинуть библиотеку, при этом обнаружив, что какой-то господин в тёмной прихожей пытается засунуть ногу в его шляпу, думая, что это калоша. Собственных же калош несостоявшийся читатель не обнаружил. Приглашённый на помощь смотритель прихожей, как ни в чём не бывало, пояснил: «Не волнуйтесь, я их положил в карман вашего пальто. Чтобы не потерялись».
 
Горький впоследствии писал о Самаре: «У ней есть прекрасная библиотека с каталогом книг, составленным с такой сверхчеловеческой ловкостью, что вы, отыскивая нужную вам книгу, подвергаетесь риску убить на это дело всю вашу молодость, если вы молоды, или проискать книгу до дня вашей смерти, если вам уже лет сорок». Об истории с калошей будущий писатель не упоминал, что в общем-то вполне понятно.
 
ТРУППА ЛЮДЕЙ
 
Одним из главных увлечений Горького – как и впоследствии, на протяжении всей жизни – был театр. Алексей Максимович старался по возможности бывать там каждый вечер. Премьеры-то уж точно старался не пропускать. Тем более что каждое посещение театра заканчивалась публикацией, а публикация – гонораром.
 
Театр был под стать городу. Одно название что драматический – а на самом деле походил на некое собрание увлечённых комиков. Курьёз был неизменной составляющей программы. В частности, в одном спектакле по пьесе Афиногенова «Страх» была задействована вся элита здешней труппы – Симонов, Киселёв и Мартынов. В какой-то момент на сцене появляется одна из актрис. Сидящий в кресле Мартынов пытается встать, но у него ничего не выходит – мебельщик сменил кресло на меньшее, и оно прочно укрепилось на филейной части разъевшейся примы.
 
Мартынов поднимается вместе с креслом, пытается его стряхнуть, у него ничего не выходит – в зале смех, вся патетическая сцена насмарку. Бедная актриса убегает за кулисы, за ней, не в силах перестать смеяться, убегает Киселёв. Мартынов же пытается, как ни в чём не бывало, произнести свой монолог, но от этого становится только хуже – сместившаяся от хохота вставная челюсть Мартынова с фырканьем и грохотом выскакивает изо рта. В зале истерика. Занавес.
 
Сам же Горький писал: «Ещё в городе есть театр, красное здание очень занимательного архитектурного стиля, напоминающего о тех игрушечных картонных домиках, которые делают бедные вдовы для продажи детям.
 
В этом театре в узаконенное время играет труппа людей, более или менее смело называющих себя артистами. В истекший сезон некоторые монстры, никому не известные как артисты, но вполне обладавшие смелостью, достаточной для того, чтобы изображать из себя артистов, переряжаясь в разнообразные костюмы и в них выступая перед публикой, произносили разные слова, из чего самарская публика несколько поспешно и с большим добродушием заключила, что это они «играют».
 
Они благополучно играли с публикой и авторами пьес почти весь сезон, затем один из них поссорился с антрепренёршей, не уступившей его желанию дважды получить с неё одни и те же деньги, и потом они скрылись, не особенно надоевши городу, что вышло только потому, что сезон был очень краток. Когда они уезжали, никто не плакал о них, кроме нескольких психопаток и, быть может, ещё квартирохозяев этих господ, если эти господа не заплатили им денег».
 
Впрочем, здешний цирк был ещё хуже. Назывался он «Олимп», но, несмотря на пафосное имя, впечатление производил отталкивающее. Когда сюда прибыл с гастролями Фёдор Шаляпин и увидел, где ему предстоит выступать, заявил категорически: «Я в конюшне петь не буду». Правда, спел всё равно – ведь гонорар значительно приятнее, чем неустойка.
 
КОГДА ВОЛГА УДЕРЁТ ОТ САМАРЫ
 
Тянуло Горького – ясное дело – к Волге. Один из современников писал: «Что в Самаре хорошо, интересно в художественном отношении – это Волга, а главное – пристань… Какая масса судов, и страшно разнообразных! – и носовые, которые мне нравятся более других, беляны, баржи, барки, дощанки, кладушки, рыбницы, просто лодки, завозки и т. д. – всё это крайне живописно, а также люди, какие типы, какие костюмы, какие фигуры! Везде жизнь, движение, суета… Крик, шум, завывание торговок и торговцев, свист пароходов, музыка, песни, весь этот невообразимый хаос поражает».
 
Удивительно, но это место чуть ли не единственное в городе, которое обошло стороною перо язвительного Иегудиила Хламиды. Сам будучи средневолжских корней, он испытывал восторг, когда оказывался там, среди привычной стихии – по делам или же просто прогуляться. Тем более что выбранная Максимом Горьким профессия позволяла ему совмещать приятное с полезным.
 
Больше того, наш герой, когда писал о Самаре, отмечал надёжность именно этого объекта городской инфраструктуры: «У ней есть каменная набережная, построенная для защиты города от надвигающейся на него песчаной косы. Эта здоровая стена из камня достаточно тверда, и я уверен, что она неподвижно будет стоять на своём месте и тогда, когда пароходные общества, убегая от налагаемой на них городом береговой контрибуции, переведут свои пристани в Рождествено… и тогда, когда сама Волга удерёт от Самары».
 
Впрочем, этого по сей день не случилось и, смеем предположить, не случится и впредь.
 

Автор:  Алексей МИТРОФАНОВ
Совместно с: 

Комментарии



Оставить комментарий

Войдите через социальную сеть

или заполните следующие поля



 

Возврат к списку