Замурованная

Наручники впивались мне в запястья. Боль заставляла морщиться. Ощущение – как у обезьяны в зоопарке. Полицейский смотрел мне прямо в глаза, и в его взгляде я читал уверенность в том, что он доминирует надо мной.

– Вы говорите, что ваша память только что вернулась. Это ваши собственные слова.

– Да, господин комиссар. Это как чары. Как какое-то чудо. Рана, которая вновь открывается в результате резкого движения.

– Вы делаете такие сравнения...

– Это потому, что мне часто снится, что я – врач «скорой помощи».

– Врач «скорой помощи»?

– Да, господин комиссар. В детстве я мечтал лечить людей. Не животных, нет, потому что я заметил, что они кусают вас, когда вы пытаетесь спасти им жизнь.

– Ну, а если мы все же вернемся к нашим баранам!

Он перебирал кипу листов бумаги, которые подозрительно шелестели в маленьком кабинете, воняющем окурками – среди его папок не было пепельницы.

– Мы нашли вашу жену в подвале, а вы утверждаете, что забыли, что она пропала?

– Я даже забыл, что был женат.

– Ну да. А белый кот... Откуда он взялся?

– Я спустился в погреб за вином, а он стоял там, как на страже, у стены.

– Стена, предназначенная для уменьшения размеров погреба. Зачем? Он был слишком велик?

– Он был слишком большой, да и мне нужно было место, чтобы привести в порядок старые книги. Я хотел изолировать их от запаха вина. Мне нравится запах чернил и бумаги. А также пыли, господин комиссар. Я очень мало читаю, понимаете?

– Вы считаете меня идиотом, не так ли?

– Вовсе нет, господин комиссар. В любом случае, не я воздвиг эту стену.

– Тогда кто же?

– Не помню.

Господин комиссар схватил резак для бумаги, который лежал между двумя папками. Орудуя им, как серпом, он перерезал мне горло. И крик, который он издал, выпучив глаза… разбудил меня.

Этот кошмар всякий раз заставлял меня вскакивать с кровати. Я встал, словно зомби, чтобы пойти принять холодный душ. Уже с ясными мыслями я, насвистывая, вернулся в спальню, чтобы одеться. В зеркале шкафа я увидел человека с потемневшими глазницами, притворявшегося бесчувственным к ночному бреду.

Этот кошмар приходил ко мне слишком часто. Да и рассасывался он плохо. Но он, к счастью, был очень далек от реальности. И я не понимал, почему я все так драматизирую.

Я в двух словах рассказал об этом своему другу-психиатру, который в перерыве между двумя стаканами стал говорить о виновности.

– В любом случае, тебе не следовало переезжать. Ты жил в центре города. Зачем ты купил этот старый барак где-то на задворках?

– Барак... Старый? Я слышал, что великий Марсель Паньоль лично выбирал там место для съемок фильма «Манон с источника».

– А ты знаешь, почему он отправился снимать свой фильм в другое место?

– Нет. А ты?

Мне не понравилась его усмехающаяся физиономия.

Я часто сочувствовал его пациентам, которым приходилось терпеть его высокомерие. Это, кстати, причина, по которой я ненавидел психоанализ. У меня сложились весьма противоречивые отношения с этим солдатом вражеской армии. Я познакомился с ним в пятом классе, и меня очень рано озадачила его способность адаптироваться. Я завидовал ей, но никогда не ревновал. Нет, личная жизнь других людей меня мало интересует.

А когда я делал ему замечание, он отвечал, что это потому, что у меня слишком много воображения.

– Ты лучше угадай сам. Тебе бы следовало стать писателем.

* * *

Агент по недвижимости расплылся в широкой улыбке. Я собирался подписать договор аренды.

– Я рад, что этот последний визит полностью убедил вас. Я боялся, что с подвалом возникнут проблемы.

– Проблемы?

– Да, он слишком мал, что требует меньших размеров для отопительного котла. Вы сказали, что собираетесь его модернизировать?

– Я думал купить другой. Но я не нахожу погреб слишком маленьким, нет. Вот только эта стена... Зачем вы разделили помещение?

– Прежний хозяин, Грегуар Аспиньян, владел небольшим количеством вин лучших сортов, и запах вина, как он говорил, беспокоил его. Нюх у него был парадоксальный.

Он сделал глубокий вдох, прежде чем продолжить говорить. Я почувствовал, что он встревожен. Как будто он говорил о родственнике или даже о друге.

– Он рассчитывал хранить там свои старые книги. Он любил листать их летними вечерами, на свежем воздухе. Вы, конечно, заметили, что чердак – это всего лишь небольшая мансарда, где пространство ограничено. Там надо ходить согнувшись. И накопившаяся за день жара там нестерпима. Вот он и вызвал каменщика из Обаня.

Эта стена меня заинтриговала. Она была составлена из каких-то замазанных досок. Не хочется, чтобы сквернословили по поводу книг папаши Аспиньяна, ушедшего в мир иной. Я достал мастерок. Но подумал, что мне могут понадобиться бумаги, чтобы разжечь огонь в камине, и мне не хотелось, чтобы кирпичи превратили подземную библиотеку в недоступное кладбище. Особенно если новый котел окажется капризным, как и все новое. Ведь современность приносит не только пользу. Иногда даже приходится проходить стажировку у производителя, чтобы понять, как работают некоторые устройства.

Переезд занял у меня всего один день. Старый дом был обставлен мебелью, но не могло быть и речи о том, чтобы какой-нибудь торговец подержанными вещами пришел договариваться о цене буфета в стиле Генриха II или комода в стиле Людовика XV, которые мне не принадлежали.

Агент по недвижимости дал мне несколько адресов. Я изобразил интерес – просто из вежливости. Стены были увешаны какими-то инструментами, служившими исключительно для того, чтобы... изуродовать столовую. Например, прямо передо мной висела большая коса – подмигивание смерти, унесшей папашу Аспиньяна. В комнате стоял овечий запах, овчарня примыкала к этой части дома.

Сначала я спал, уткнувшись носом в подушку, а потом привык к запахам шерсти, которые исчезали, когда я оставлял окно открытым. Я переехал в самом разгаре лета, и ко мне сразу же заявился жандарм, который не терпящим возражений тоном посоветовал мне расчистить участок.

– Здесь часто случаются пожары. Держу пари, вы в курсе.

Цикады утихомирили свою трескотню.

А я чуть было не спросил, слушал ли его папаша Аспиньян. Но сейчас было не время проявлять наглость с представителем закона. Словно подчеркивая мою мысль, над нами пролетел самолет. Это был не региональный пассажирский, нет, просто какой-то двухмоторный.

– В долине, на другой стороне Гарлабана, есть летная школа. Если вы желаете получить воздушное крещение, мой племянник поможет вам в этом.

Я даже не изобразил подобия улыбки.

– Спасибо, я подумаю.

И он ушел, как и пришел: совершенно бесшумно. Я подумал, что он, должно быть, был браконьером, прежде чем надеть мундир. Он двигался по местности, не издавая ни звука. Служебная машина ждала его в тени раскидистой сосны. Цикады снова заиграли на своих скрипках.

* * *

Каспер, белый кот, вошел в мою жизнь через садовую дверь. У меня осталось немного цемента после того, как я заделал все трещины в погребе. Я сложил легкую стену, инкрустировав ее камешками, которые я собрал, словно картошку, в небольшой бухточке, менее чем в часе езды от дома.

Я не понял, почему Каспер решил поскрестись в мою дверь, мяукая, словно ему больно. И что вообще делал этот котяра так далеко от цивилизации?

Я открыл ему дверь, как человек, собирающийся принять дорогого гостя. А он вошел, поджав хвост, не обращая на меня внимания, а затем направился в сторону погреба, словно знал здешние места. Впрочем, он был не очень стар. Шесть-семь месяцев на вид. Его глаза, один зеленый, другой синий, отливали холодом.

Он начал скрестись о дверь погреба. Он не мяукал, нет, но я повиновался ему, и он повел меня в логово папаши Аспиньяна. Он проигнорировал коробки с бутылками вина и растянулся у стены, за которой находилась настоящая цитадель из чернил и бумаги.

Я сказал:

– Мне нужно будет соорудить подстилку, если ты останешься у меня, хорошо?

А потом добавил:

– Потому что на этот раз ты явно не захочешь войти через дверь.

Я был не совсем прав, говоря о двери, потому что это была занавеска, которая позволяла попасть в подземную библиотеку. Ощущение – как перед открытым окном. Но книги папаши Аспиньяна никуда не улетали, ни один сквозняк не дул в это подобие паруса.

Котяра встал на задние лапы и прислонился к стене. Он выпустил когти, и когда он повернул голову в мою сторону, я прочитал в его взгляде, что он умоляет меня...

Умоляет меня разрушить эту стену!

* * *

Я не пытался понять, откуда взялся этот кот, и зачем он здесь. Я тут же окрестил его Каспером, потому что это было необходимо. Он умел появляться и исчезать в порывах ветра. Когда он выходил из спальни, по ночам, он всегда направлялся в сад за дверью погреба. В окно, в лунном луче, я видел его, а он вел себя, как часовой. Он все делал тихо, видимо, чтобы не вырвать меня из моего глубокого сна. А я наслаждался сверканием звезд, подняв глаза к небу, словно для молитвы.

«Кто ты, котяра? И зачем ты сюда пришел?»

Я боялся, что он прочтет мои мысли. Был ли он знаком с папашей Аспиньяном, моим предшественником в этих местах? Разве неверно говорят, что у кошки несколько жизней?

Стена погреба...

После того, как я наложил там свои заплатки, я же не собирался разрушать ее, чтобы угодить какому-то котяре, которого я едва знал, не так ли?

Однажды ночью, когда Каспер свернулся клубочком у кровати, а вдалеке грохотала гроза, мне приснилось, что он трется о бутылки с вином, выстроившиеся в ряд, словно солдаты в карауле.

– Ты хочешь пить? Нет. Но это было бы очень удобно для игры в боулинг. Только вот шар, где его взять? Нужен шар, чтобы поражать цели, мой дорогой Каспер.

В ответ он показал мне на стену.

Я бросился к инструментам, чтобы принести кувадлу, и я проломил стену, которая стала вываливаться целыми кусками, пока не показалось тело женщины с длинными рыжими волосами. Мумия с улыбающимся лицом. Она стояла прямая, словно статуя…

Я резко проснулся. И первым моим рефлексом было проверить, спит ли Каспер.

Он спал, но только одним глазом, а тот, что был синим, уставился на меня и как будто даже улыбался.

* * *

Я был почти готов позвонить агенту по недвижимости и спросить, была ли у папаши Аспиньяни кошка. Не имело значения, какого цвета.

Смешно. Касперу же было явно меньше года.

И не могло быть и речи о том, чтобы я разрушил стену, которую только что сам «зализал». При соприкосновении с этой стариной я обнаружил в себе душу санитара. И потом, даже если бы в недрах дома что-то и скрывалось, в моем возрасте проявлять такое рвение было бы опасно. Котяра умолял меня сделать несколько ударов кувалдой, чтобы проверить, есть ли... Что могло превратить кошку в собаку для поиска трюфелей?

Этот вопрос меня позабавил, и в тот день я решил поговорить с Каспером. В моем возрасте все дозволено, особенно когда никто не может увидеть и услышать ваши бредни.

«Как жаль, что котяры не разговаривают!»

Он смотрел на меня, сидя на своем заду, и его хвост шевелился, как водоросли на дне моря. Я подумал, что, если он мяукнет, это будет ответом, но он промолчал. Я был уверен, что, если я повернусь к нему спиной, он снова начнет царапать стену, словно заново вскрывая старые раны на теле ветерана.

«В этой стене есть что-то, что ты хочешь увидеть, прежде чем оставишь меня? Воспоминание, которое твой бывший хозяин спрятал от твоего взгляда, и которое ты хочешь найти здесь, потому что ты присутствовал, когда это делали?»

Я постарался улыбнуться, как бы прося прощения за такие мысли.

Позвонить агенту по недвижимости. Спросить его, любил ли папаша Аспиньян кошек...

Замуровал ли он женщину с длинными рыжими волосами.

Я был удивлен такой мыслью, которая вернула меня назад во времени, в ночь моего кошмара.

А если...

Если это был тот тип, что жил в доме еще до папаши Аспиньяна?

Нет. Тело хорошо сохранилось.

Внезапное желание разразиться хохотом.

Действительно, было от чего совершенно потерять голову.

У меня был вид локомотива, собирающегося атаковать подъем в Севеннах.

А что если я забыл щель, внутри которой продолжала жить мышиная семья?

Я поспешил в сад. Кот – за мной. Я оставил дверь погреба открытой, чтобы солнце вошло вместе с нами.

У подножия стены действительно оказалась щель. Я про нее совсем забыл. Лень было наклоняться. А может быть, она вскылась этой ночью?

Каспер смотрел куда-то в сторону. Он застыл в позе чучела, и глаза его, казалось, фиксировали воображаемый горизонт. Был ли он населен мышами?

Я погладил его. Его шерсть встала дыбом, и он скрылся, нырнув в сад, сверкнув глазами, словно лезвие кинжала. Я сделал шаг к двери.

И тут раздался треск. Треск начавшей рушиться стены, а потом треск моей спины, оказавшейся между остатками кладки и полом.

* * *

Я пробыл так всего минуту, оглушенный, лежа на животе, испытывая яростную боль в почках. Ничего страшного, я мог пошевелиться. Вокруг висела пыль. Или что-то еще, я уже не знаю. Стена затрещала под тяжестью книг папаши Аспиньяна. Подземная библиотека. Чернильнобумажные башни. Стоило только одной качнуться, как остальные последовали за ней. Эффект домино.

Бутылки с вином чудом уцелели.

Каспер исчез.

Мои заплатки не удержались под напором литературы. Воздух был насыщен гипсовой мукой. Я решил подняться по ступеням на террасу, чтобы проглотить пару таблеток парацетамола.

А еще был запах. Запах огня без сопровождающего его потрескивания. И далекий шум авиационных моторов. Большие самолеты. Региональные пассажирские реактивные самолеты. Появились пожарные, завыла сирена. Я даже не успел обернуться...

Замурованной, конечно, уже не было. Но пыль, смешанная с гипсовой мукой, еще не осела и очень мешала. В тумане того утра не было ничего поэтического.

Человек в каске окликнул меня. Рядом с ним стоял жандарм. Мне показалось, что я узнал его.

Черт, я совсем забыл расчистить участок.

– Месье, вы должны уйти остюда! Огонь. Он идет галопом. Садитесь в свой автомобиль. Быстрее!

Я рефлекторно подумал о Каспере. Но он должен был быть быстрее пламени.

Каспер. А существовал ли он вообще?

Я представил себе, как он жарится в этой жаровне. По моей спине пробежали мурашки. Боль покинула меня, сменившись страхом.

* * *

По обугленным останкам старого дома словно катились слезы. И слезы скатываться по моим щекам.

Никто никогда не узнает, что скрывалось в его недрах. Я потом прочитал в газете, что пожарный упомянул о пепле из человеческих костей. Но у него была сомнительная репутация, и никакого расследования не последовало.

Каспер исчез вместе со своей тайной.

Но однажды ночью, когда я спал, он вернулся. Наконец-то. Он скребся в дверь. Я открыл ему, потому что он мог разбудить всех постояльцев гостиницы.