Ветви

Николя Лемаршан был зол, и ему страшно хотелось выпить. Желание это вызывало у него собачье настроение. А собачье настроение провоцировало желание выпить.

Ему очень хотелось вернуться домой, увидеть свою семью и особенно – опрокинуть пару рюмочек. Он ненавидел эту мелкую дрожь в кончиках пальцев и отвратительный пот, стекавший у него вдоль позвоночника. В эту суровую ноябрьскую погоду он был уверен, что быстро подхватит воспаление легких, если не поспешит домой и не примет горячий душ. И в этот час он не знал лишь одного: состоится ли последнее до первого виски или после него.

Молодой инспектор входил в состав новой команды, сформированной для поимки того самого мерзавца, что убивал в разных местах мужчин и женщин. Только после четвертого преступления установили все деяния этого серийного убийцы. Только вот проблема: девятая жертва была обнаружена уже неделю назад, а следствие все еще топталось на месте. Уголовная полиция «стояла на ушах», министр юстиции пребывал в ярости и каждый день своими звонками дополнительно нервировал ее руководителя. Правительство, недавно избранное на волне программы обеспечения общественной безопасности, с ужасом наблюдало, как количество трупов все увеличивается и увеличивается – и так продолжалось в течение нескольких месяцев. И головы уже готовы были начать слетать с плеч одна за другой, если срочно не будет найден хоть какой-то реальный след.

Двое молодых полицейских занимались сбором и анализом обращений, связанных с этим делом, и проверяли абсолютно все – даже самые дурацкие на первый взгляд версии. Николя Лемаршану достались ясновидцы. Многие из них проявили себя, заявляя, что у них имеется важная информация для полиции, и они все предлагали свою помощь. Разумеется, всякий раз, после проверки, информация оказывалась расплывчатой или откровенно фальшивой, и на самом деле тут речь шла не о реальной помощи полиции в ее поисках, а скорее о банальной саморекламе.

Последний телефонный звонок прозвучал от некоего Жака Питреля. Он утверждал, что он провидец, но его имя не значилось в реестре знахарей, предсказателей и колдунов. Это могло означать только две вещи: либо парень хотел воспользоваться случаем, чтобы дать о себе знать и ловко «раскрутиться» потом, либо он был просто безумцем. Николя никогда не верил во всю эту чушь и считал свою работу пустой тратой времени. Поэтому он решил заскочить к этому Питрелю перед возвращением домой, чтобы очистить мозг от навязчивых мыслей и отрицательных сторонних воздействий. А докладывать начальству он будет завтра. И он был убежден, что все это закончится так же, как и все предыдущие его визиты: «Никакой новой информации, которая могла бы помочь расследованию».

* * *

Он с трудом нашел, где припарковаться. Переулок был узким, и ему пришлось двигаться дальше по перпендикулярной улице, чтобы, наконец, выйти из своего старого «гольфа», находящегося на последнем издыхании. Каждый раз, когда он выключал двигатель, у него не было уверенности, что тот заведется снова. Несмотря ни на что, Лемаршан никак не хотел расставаться с этой рухлядью. Ливень, грозивший начаться уже довольно давно, полил, едва он поставил вторую ногу на холодный асфальт. С непокрытой головой инспектор почувствовал, как его дурное настроение поднялось еще на одну ступеньку выше. Он не без труда поднялся по маленькой улочке, погруженной в темноту.

«Это совершенно точно закончится воспалением легких. Если у него не будет ничего интересного для меня, я передам этого придурка органам правосудия».

Он прошел вдоль высокой стены и остановился, запыхавшийся и совершенно промокший, перед большими деревянными воротами, не позволявшими разглядеть ничего из находившегося за ними. Он отыскал звонок на современном домофоне, но прежде чем он успел нажать кнопку, металлический «щелчок» сообщил ему, что ворота только что разблокировались. Молодой человек посмотрел вверх, но не обнаружил никаких камер. Он неуверенно толкнул тяжелую дверь, и та без скрипа открылась. Ливень прекратился так же быстро, как и начался.

Дом находился, справа от ворот, и только голая лампочка освещала сад, бурно заросший сорняками, пытавшимися поглотить даже ржавый каркас допотопного микролитражного «ситроена». На ступенях, в ярком свете, стоял элегантный мужчина. Он был немолод, но какого-то неопределенного возраста, и на нем был толстый шерстяной жилет. Его тонкие губы, исчерченные морщинами, скривила грустная улыбка.

«Если это для саморекламы, то я ему покажу, будь он неладен. Давай, давай же покончим с этим!»

– Месье Питрель, я полагаю, – сказал он, крепко пожимая протянутую руку.

– А вы, должно быть, инспектор Лемаршан, – ответил хозяин, приглашая его войти.

Он последовал за Питрелем, и тот провел его в гостиную, где ничто не указывало на мир шарлатанов-провидцев: не было ни тусклого света, ни столика, ни карт Таро, ни магических шаров и кристаллов. Но, зато имелась большая библиотека, загроможденная старинными книгами, которые не могли не произвести впечатления на посетителя.

– Как жаль, что вы попали под дождь, – сказал Питрель, протягивая ему полотенце. – Дайте мне ваше пальто и просохните, а я пока подложу в камин еще несколько поленьев. У меня есть кое-что важное для вас.

«Ба! Ну, что же, давайте посмотрим!»

Когда огонь разгорелся с новой силой, они устроились рядом с камином, в мягких креслах, друг напротив друга. Раздражительность инспектора стала спадать по мере того, как его тело согревалось.

– Не желаете ли чашечку кофе?

– Да, конечно, или даже что-нибудь покрепче…

– Извините, но я не пью ни капли спиртного.

– А-а! Наверное, это может повредить вашему дару.

– Абсолютно нет. Некоторые даже утверждают, что пьянство улучшает способность к ясновидению, потому что оно стирает границы и снимает запреты. Но я просто не люблю это, вот и все.

– Тогда пусть будет кофе, – смирился Лемаршан.

Питрель отлучился на минуту и вернулся с двумя дымящимися чашками на серебряном подносе.

– По-моему, вы хотите два куска сахара, – сказал он, добавляя кусочки, не дожидаясь ответа инспектора.

Затем он снова опустился в свое старое кресло, поднеся чашку к губам. Они долго смотрели друг на друга, потягивая обжигающее варево. Наконец, Лемаршан нарушил тягостное молчание.

– С кусочками сахара – это было хорошо. Когда-нибудь вы расскажете мне, как вы добываете информацию.

– Я не добываю. Она сама приходит ко мне.

– Именно, – иронично усмехнулся инспектор. – Вы связались с нами и сказали, что у вас есть информация о психопате, которого мы ищем.

– Именно так.

– Позвольте, я угадаю: вы увидели, что он живет недалеко от церкви, и вы услышали вдалеке что-то, похожее на шум машин, и это означает, что он находится недалеко от дороги… Но, к сожалению, все эти подробности никак не продвинут наше расследование, потому что они могут относиться к девяти из десяти человек, населяющих нашу прекрасную страну.

Питреля, казалось, это абсолютно не вывело из равновесия. Он продолжал пить свой кофе с той же разочарованной улыбкой.

– Вы, похоже, скептически относитесь к ясновидению.

– Если быть откровенным, то я с самого начала этого расследования априори не верил во что-то положительное. С тех пор как мне было поручено собирать ваши предполагаемые видения, мое мнение сложилось, и оно явно не в вашу пользу, господа прорицатели. Но я прошу только одного – чтобы меня убедили.

– Действительно, имеется немало людей, называющих себя ясновидящими, но среди них практически нет таковых, кто ими является.

– Довод понятный. Но я полагаю, что это же относится и к вам лично. С каких пор вы практикуете?

– Простите? – переспросил мужчина, ставя свою чашку на разделявший их кофейный столик.

– С каких пор вы проводите свои сеансы?

– Я не практикую. И я никогда не хотел этого. Когда я понял, что вижу будущее, меня словно что-то осенило. Я почувствовал силу, но очень скоро все это прошло. Уверяю вас, в моем положении больше минусов, чем плюсов. Мне действительно пришлось бы очень дорого заплатить, если бы я занялся этим ремеслом.

– Так чего же вы добиваетесь?

– Это хороший вопрос. Но я смогу ответить на него, только объяснив вам немного больше, о чем идет речь. Несколько театральным жестом Лемаршан приподнял рукав пиджака, чтобы показать на часы.

– У вас есть пять минут, не больше, чтобы рассказать мне все, что вы знаете или думаете, что знаете, об этом деле.

– Большинство людей видят жизнь, время и будущее как линию. События цепляются одно за другим. На самом же деле, реальность намного сложнее. Будущее – это дерево с бесконечными ветвями. Каждая ветвь – это мгновение, открывающее возможности. Эти возможности – это меньшие ветви, каждая из которых открывает еще новые возможности. И так далее… Вот почему так много ясновидящих ошибается.

– Не совсем понимаю, к чему вы клоните, – отрезал Лемаршан, взглянув на часы. – Ваше время заканчивается.

– Провидцы видят только одну ветвь за раз – самую большую. То есть они видят только возможное будущее, думая при этом, что оно непременно произойдет. Но на самом деле это всего лишь случайность. Иногда они попадают верно, но большую часть времени они ошибаются. И чего больше всего не хватает этому типу людей, так это смирения.

– В этом вопросе я, признаться, полностью с вами согласен!

– Я не такой, инспектор. Может быть, я немного скромнее, но дело не в этом. Я вижу ветви.

– В некотором роде вы – замечательный провидец... или супер-шарлатан.

– Ни то, ни другое. Просто у меня есть особый дар, и я не получаю от него никакой финансовой выгоды. Как сказал бы детектив Монк из популярного телевизионного сериала: «Это дар и одновременно проклятие».

– Я бы хотел, чтобы вы перестали ходить вокруг да около. Почему вы попросились поговорить конкретно со мной, месье Питрель?

– Потому что я должен использовать одну из ветвей. Лемаршан резко встал.

– Понятно, я зря трачу тут свое время. Если у вас имеется что-то членораздельное, приходите в полицейский участок, чтобы дать официальные показания.

– Я скоро умру, инспектор. Я знаю имя убийцы и знаю, почему он убивает.

Лемаршан посмотрел на старика в кресле. Следов улыбки больше не наблюдалось. Его взгляд стал почти умоляющим.

– Послушайте, – сказал он, успокаиваясь, – мне жаль вас, но у меня есть и другие дела, кроме как слушать ваши рассуждения о ветвях и о будущем.

– Вы должны бросить пить.

– Что... Что?

– Алкоголь… Вы должны с ним покончить. Или все это плохо кончится.

– Что за ерунда?

– Вы можете до конца ночи отрицать то, что я вам сейчас скажу, но это не отрицает тот факт, что вы алкоголик, и никто, кроме вас, в данный момент толком об этом не знает. У вашей супруги есть сомнения, но она на самом деле узнает об этом только через тринадцать дней, когда обнаружит бутылки со спиртным, которые вы прячете в сарае в глубине сада. Они в старом деревянном сундуке, который вы забрали у своего отца, умершего два года назад. Он тоже пил и к тому же бил вас. В ночь вашего тринадцатого дня рождения этот жандарм, чуть более пьяный, чем обычно, вошел в вашу комнату и приставил вам к виску пистолет. Вы были в ужасе. Вы обмочились под себя в ту ночь. Вам было так стыдно, что вы никогда никому не говорили об этом, даже женщине, которую очень любите.

Лемаршан почувствовал, как кровь застывает у него в жилах. Несмотря на жар от огня, по нему прошла волна сильного холода, и его пробрала неконтролируемая дрожь. По правой щеке старика скатилась слеза, и в этой слезе сконцентрировалось все сострадание мира.

– Значит, теперь вы мне верите?

– Расскажите мне все, что вы знаете.

* * *

Питрель достал из шерстяного жилета матерчатый носовой платок и долго вытирался.

– Простите, меня иногда волнует чужое несчастье, особенно когда это дети. С чего начать? Возможно, с жертв. Так вы лучше сможете понять.

Он вновь обрел спокойствие и заговорил слабым голосом.

– Первую жертву звали Оливье Бийяр. Он был расторопным и добродушным. В то время я еще ел мясо, и именно у него я покупал по воскресеньям утром свой волован*. Однажды мы оказались одни в лавке, и мы принялись болтать. У него была страсть к собиранию марок, и у меня – тоже. У меня их было около тридцати тысяч. Он увлеченно рассказывал мне о своей собственной коллекции, более скромной, конечно, но все же насчитывавшей несколько весьма редких экземпляров. Это случилось, когда он прощался со мной. Он очень хотел пожать мне руку. И тут я увидел толстую ветвь дерева. У него была страсть не только к маркам. Маленькие девочки тоже его интересовали. Каждое лето он ездил на экскурсию в Таиланд. И я могу себе представить, зачем. Но одиннадцатилетние неполовозрелые были для него недостаточно молоды. Он мечтал о чем-то другом. Когда наши ладони встретились, я увидел, как он душит шестилетнюю девочку, предварительно изнасиловав ее.

– И вы не позвонили в полицию?

– А что бы я сказал?

– Но, черт возьми, сказали бы, что этот тип – убийца!

– Но в тот момент он еще не был убийцей. Он должен был им стать через несколько месяцев. Это была большая ветвь. Конечно, я смотрел и на маленькие, чтобы узнать, существует ли способ избежать этого, но все они неизменно возвращались на одно и то же место. Донесение в полицию отправило бы его в тюрьму на десять лет, и он все равно перешел бы к делу позднее. Разговор с ним вел к моей собственной смерти. Я все обдумал. Я совершенно отчаялся, пока не нашел альтернативу. Единственно возможное – его исчезновение. С моими способностями найти подходящий момент было просто. Он жил один с момента развода. Я сказал, что приду к нему с несколькими марками, которые у меня были в двух экземплярах. Он с радостью согласился, ничего не подозревая. Я всадил ему кухонный нож в грудь и еще один удар в живот, как только он закрыл дверь. Несколько минут он мучился. Это были самые длинные минуты за всю мою жизнь. Он полз по коридору к двери, пытаясь спастись, но я знал, что двух нанесенных ударов достаточно, и, признаться, у меня не хватило смелости прекратить его страдания. Я оперся рукой о левую стену, пытаясь справиться с тошнотой. Я оставил отпечаток своей перчатки, весь в крови. Мне кажется, эта деталь не известна широкой публике. В тот день меня вырвало по дороге домой.

Лемаршан, слушая эту исповедь, снова почувствовал, как холодный пот стекает у него между лопаток. Дрожь в его руках заметно усилилась.

– Вы думаете, что я вам рассказываю черт знает что, – устало добавил провидец.

– В эту историю трудно поверить.

– Наверное. А пока я смотрел, как умирает мясник, я увидел женщину. Ее звали Женевьева Дюпюи. Уверенная, что ими овладел дьявол, она отравила мужа и своих собственных детей. Там я тоже искал другой выход, пока не пришел к выводу, что единственное, что гарантировало бы выживание ее семьи, это то, что она умрет раньше них. С ней было легче, потому что она была куда более хрупкой, чем Бийяр. На ней было надето платье в голубой цветочек. Об этом тоже публике не сообщали. Когда она умерла, я увидел, как Мохаммед Алкауи вошел в минимаркет и взорвал себя. И как мне было заставить полицию понять, что этот пятнадцатилетний юноша собирается через десять месяцев принести в жертву себя и еще девятнадцать человек, плюс искалечить еще двадцать восемь? Я еще раз сделал то, что должен был сделать. С третьего раза я усовершенствовал свою технику. Я ударил прямо в горло, а затем – в сердце. Он умер быстро.

Рот инспектора стал сухим, как камни в пустыне. Он очень нуждался в выпивке. А этот странный человек продолжал свое повествование и точно описывал ему каждое убийство, причем с подробностями, которые можно было объяснить только двумя способами: или он действительно был убийцей, или он настоящий провидец. А он сказал, что он – и то, и другое.

«Он сумасшедший. Он совершенно спятил».

Лемаршан позволил своему собеседнику подробно описать все девять убийств, причем каждый раз с подробностями, известными исключительно следователям. Под конец старик замолчал.

– Зачем вы мне все это рассказываете?

Питрель встал и вышел из гостиной. Оставшись один, Лемаршан подумал, не позвонить ли и не вызвать ли подкрепление. После того, что рассказал ему старик, не было и речи, чтобы вернулся домой и выпил виски. Ему предстояло доставить его в участок в наручниках, вызвать дежурного офицера уголовной полиции, прокурора и всех остальных. Короче, ночь была бесповоротно испорчена.

Но как же ему хотелось выпить!

Его собеседник снова сел. В руках он держал пластиковый пакет. Он засунул в него руку, чтобы вытащить огромный кухонный нож, лезвие и деревянная ручка которого были испачканы кровью. Он медленно повертел его между пальцами, не в силах оторвать взгляда от предмета. Лемаршан испытывал некоторый дискомфорт. Незаметно он поднес правую руку к поясу и освободил язычок, крепивший в кобуре его служебный пистолет.

– Я устал, инспектор. Я измучился быть орудием судьбы. Я убил девять человек, чтобы спасти в общей сложности сотню. Но этого недостаточно, чтобы освободиться от угрызений совести, которые гложут меня. Я знаю, что вы считаете меня сумасшедшим, и советую вам рассказать об этом своим коллегам. Но я также знаю, что через короткое время вы убедитесь, что дело не только в этом.

– Я арестую вас, месье Питрель.

– Так и должно быть, но, честно говоря, меня это бы удивило.

Старик уставился на него, и Лемаршан инстинктивно понял, что тот задумал сделать. Когда провидец бросился на него с ножом, он уже выхватил пистолет. Он выстрелил, одной пулей попав ему в грудь. Удар отбросил убийцу прямо в кресло, из которого он поднялся. Из его груди и изо рта сочилась кровь. Захлебываясь кровью, он продолжал смотреть на него, улыбаясь. Он увидел, как рука старика нырнула в карман жилета, чтобы что-то оттуда вытащить. Он выстрелил второй раз – в голову. Из обмякшей руки выпал какой-то белый предмет. Это был сложенный вчетверо лист бумаги.

Затаив дыхание, инспектор, чье сердце долго потом не могло восстановить нормальный ритм, дрожащей рукой развернул письмо. Почерк был мелким и аккуратным.

* * *

«Спасибо, инспектор, вы поступили правильно. Взгляните на часы, сейчас двадцать часов семнадцать минут. Это чтобы вы поняли, что я не сумасшедший. По крайней мере, не настолько, как вы вполне могли бы подумать».

Лемаршан посмотрел на часы. Они показывали точно указанно в письме время. И он снова принялся читать.

«Когда я убил девятого человека, я увидел вас, инспектор. Вы ехали ночью, пьяный, несмотря на мольбы жены, сидевшей рядом с вами. Двое ваших детей спали на заднем сиденье. Я видел, как вы потеряли контроль над своим «гольфом» и врезались в автобус, убив тем самым всю вашу семью. Потом я увидел, как бензовоз врезался в автобус и загорелся, заживо уничтожив пятьдесят пять детей, ехавших в летний лагерь, четырех вожатых, водителя автобуса и водителя грузовика. Я продолжал разглядывать ветви, торчащие из этого огромного ствола, то есть совокупность несчастий, которую эта катастрофа принесет каскадом, и особенно самое важное: сын одного из вожатых, потеряв отца, потеряет и мать, которая через тридцать четыре дня покончит с собой. Воспитанный без любви дядей и тетей, он почувствует ненависть к роду человеческому, которая превосходит все до того известное. Гитлер по сравнению с ним – дитя из церковного хора. Будучи очень умным, он станет известным человеком и выдающимся оратором. Он возглавит партию и придет к власти, тайно имея в виду только одну идею: массовое уничтожение евреев. Чего он и добьется, всего через восемь дней после получения доступа к ядерным кодам.

Я мог убить вас, инспектор, и я должен был это сделать. Или мне следовало отправиться в дом того вожатого и убить его младенца, пока еще невиновного во всех преступлениях, которые последуют из-за вашей склонности к выпивке. Но я не могу заставить себя убить этого ребенка. Это выше моих сил. Однако от этой огромной ветви отходила другая, крошечная, которая намекнула мне на какую-то другую возможность, кроме вашей смерти или смерти ребенка. В чем она заключается? Просто бросьте пить, инспектор. Написав это, я понимаю всю абсурдность ситуации. Я ставлю под угрозу миллионы жизней (да, вы правильно прочитали – миллионы) ради одного проблеска веры. Я изучил все возможности, и единственная, что приведет вас к осознанию, – это чтение этого письма после того, как вы отправите меня в лучший из миров. С некоторым облегчением я приветствую две пули, которые вы в меня выпустите. Первую – в грудь, а вторую, вероятно, – в голову, потому что мое видение останавливается при втором выстреле.

Я знаю, что в ближайшие дни вы больше не притронетесь к алкоголю. Но я не знаю, продолжится ли ваше воздержание. Я знаю только, что, если вы будете держаться, вы спасете мир, месье Лемаршан.

Последний совет: никто не должен видеть это письмо. Случаи, когда вы показываете его кому-то, вредны для вас. Они навлекут на вас кучу неприятностей, которые в конечном итоге заставляют вас отступить, а потом последует развязка, о которой вы теперь знаете. Храните это письмо столько, сколько потребуется, чтобы помочь вам вспоминать о высочайших ставках. Придет время, я думаю, когда оно вам больше не понадобится. Про этот день, если он придет, вы сами узнаете.

Второй возможности у вас не будет. Все ветви, где вы пьете хотя бы один раз, возвращают вас на главную ветвь. Так что не упустите свой шанс.

Желаю вам мужества для вашего грядущего воздержания и еще больше, если вы не добьетесь этого. Знайте, что вы окажетесь единственным выжившим в этой аварии. С ожогами третьей степени на более чем шестидесяти процентах тела, обезображенный, вы будете иметь возможность наблюдать за восхождением монстра. Вы протрезвеете, но слишком поздно.

Удачи вам, инспектор, и поздравляю вас с медалью».

* * *

Лемаршан вызвал уголовную полицию. Маленький переулок быстро заполнился людьми. Он рассказал, как сумасшедший, признавшись ему в убийствах, бросился на него с ножом в руке. Кровь на холодном оружии принадлежала девятой жертве. Были обнаружены прокомпостированные железнодорожные билеты, даты которых соответствовали дню либо дню накануне убийств, совершенных в разных городах.

Инспектор получил в награду орден Почетного легиона. В день церемонии была приглашена вся команда, участвовавшая в расследовании. Коллеги страшно удивились, увидев, что он отказался от шампанского и виски, заменив это стаканом с газированной водой.

Через год он ушел из полиции на переподготовку, а потом стал воспитателем малолетних преступников-рецидивистов.

Его жена так и не обнаружила бутылки в садовой хижине. Он показал их ей на следующий день и признался в своем алкоголизме. Он выбросил все в мусорное ведро и вдребезги разбил старый сундук своего отца. Ему не было необходимости проходить реабилитацию. Он попросил у своего лечащего врача семь дней, пил очень много воды, пропотел и сильно дрожал, но держался хорошо. Физическая нужда в алкоголе, в конце концов, исчезла.

Осталось только желание.

Письмо он держал во внутреннем кармане пиджака. Он перечитывал его каждое утро перед завтраком и перед каждым выходом на прием, где бы тот ни происходил.

Несмотря на глухую тоску, сжимавшую его сердце, Лемаршан вынужден был признать, что стал более счастливым человеком. Но он не прекращал опасаться самого себя, сомневаясь, что когда-нибудь сможет себе доверять.

* * *

Через пять лет, два месяца и двенадцать дней после той пресловутой ночи он возвращался с вечеринки в своем новеньком «Пежо-308». Рядом с ним дремала его жена, а дети спали на заднем сиденье. Он довольно долго ехал по прямой и вдруг увидел, как из-за поворота показались две слепящие его фары. Он ударил по тормозам и резко рванул вправо, проклиная ослепившего его водителя. Автобус пролетел мимо и продолжил свой путь, а очень близко за ним проследовал огромный бензовоз.

В тот вечер, когда вся его семья уснула, Николя сжег письмо.

Желание выпить прекратилось.

Страх исчез.

* Волован (фр. vol-au-vent – «полет на ветру») – это пикантная закуска французского происхождения, небольшого размера выпечка из слоеного теста в форме башенки диаметром от 4 до 20 см с несладкой начинкой (обычно из мясного, рыбного или грибного рагу).

Перевод с французского Сергея Нечаева