АТТИКУС ФИНЧ

ФОТО: АЛЕКСАНДР КЛИЩЕНКО

Молодой начинающий адвокат Миронов с сожалением захлопнул потертую книгу, которую только что дочитал до конца. Сегодня был выходной день, а потому он мог позволить себе без ущерба для завтрашней работы почитать перед сном хорошую художественную книгу. Прочитанная им книга называлась «Убить пересмешника». В ней рассказывалось о немолодом американском адвокате Аттикусе Финче, который из чувства сострадания принял на себя защиту чернокожего, несправедливо обвиненного в изнасиловании белой женщины. Аттикус в ходе этого процесса превзошел самого себя, но так уж, случилось, что он проиграл. Расовые предрассудки были в тот период так сильны, что белокожие присяжные не смогли оправдать чернокожего, тот был приговорен к смертной казни и в дальнейшем погиб при попытке побега. Это была очень известная книга, и Миронов сам не знал, как он раньше упустил ее из вида. Но однажды случайно, обнаружив книгу на полке в шкафу родительской квартиры, Миронов так и не выпустил ее из рук, пока не дочитал до конца.

И вот, роман был прочитан, но то послевкусие, за которое все мы и любим по-настоящему хорошие книги, еще оставалось. Миронов мысленно еще сопереживал адвокату Аттикусу Финчу и думал о том, что он, Миронов, хотел бы хотя бы немного приблизиться к этому адвокату, как по уровню юридического мастерства, так и по человеческим качествам. Да, Аттикус Финч был настоящим адвокатом и настоящим человеком. Впрочем, время было уже позднее, завтра Миронову предстоял ранний подъем, ведь ему необходимо было ехать в областной суд для участия в качестве адвоката в первом в его жизни деле об убийстве, рассматриваемом коллегией присяжных. Он еще никогда не участвовал в уголовных делах с участием присяжных, а потому немного боялся неизвестности и переживал за то, как пройдет этот процесс.

С этими мыслями Миронов закрыл глаза и вскоре заснул. Ему снился сон. Разнообразные сны снились ему в последнее время часто, но этот был все же не совсем обычным, а еще очень четким, из разряда таких, о которых на следующее утро после пробуждения ты думаешь, случилось ли все увиденное во сне или все-таки наяву. Миронову снилось, что его зовут не Миронов, а адвокат Аттикус Финч и именно он, адвокат Аттикус Финч, принял на себя поручение о защите по делу об убийстве, рассматриваемом в областном суде с участием присяжных.

Миронов-Финч был блестящим адвокатом, имел за плечами большой опыт выступлений в судах присяжных и несколько оправдательных приговоров. Но это дело все-таки изначально выглядело, как трудное. Известный политический деятель обвинялся в том, что якобы в конце 1990 годов руководил преступной группой, участники которой совершили несколько заказных убийств. Несколько участников группировки, являвшихся исполнителями убийств, признавало свою вину и уже в рамках соглашений о сотрудничестве получило относительно мягкие, но все же обвинительные приговоры. В своих показаниях исполнители уверенно называли организатором преступлений политического деятеля, но утверждали при этом, что напрямую с этим политическим деятелем не общались, а получали указания от посредника, допросить которого не представлялось возможным, поскольку он к моменту начала следствия был давно мертв. Иных доказательств причастности политического деятеля к убийству не было, впрочем, ни прокуратуру, ни осуществлявших оперативное сопровождение по делу сотрудников ФСБ, ни многочисленных журналистов, во всю клеймивших в своих публикациях и телевизионных репортажах «короля преступного мира, скрывавшегося под личиной политика», это нисколько не смущало.

Не всегда, даже в нашей стране, между словами политический деятель и состоятельный человек можно поставить знак равенство. Этот политический деятель был честен, не богат и возможности оплатить работу адвоката Миронова-Финча не имел. Миронова-Финча это не смущало. Он почему-то сразу и безоговорочно поверил политическому деятелю. Кроме того, у адвоката и политического деятеля имелись общие друзья, в связи с чем, Миронов-Финч и не мог отказаться обратившемуся к нему человеку в помощи. Защита мужчины, в невиновность которого он верил, была его долгом, и, несмотря на довольно затруднительное материальное положение, он не мог бросить это дело.

К середине процесса адвокат Миронов-Финч уже понимал, что это дело не просто тяжелое, а объективно самое тяжелое в его жизни. Миронов-Финч все-таки, несмотря на весь свой опыт, был адвокат американским, а, значит, взращенным в комфортных условиях тамошнего, а не сурового российского судопроизводства.

Судья. При одной только мысли об этом человеке у Миронова-Финча не произвольно сжимались кулаки, краснело лицо и хотелось громко ругаться матом одновременно на русском и английском языках. Этот судья был кем угодно, но только не судьей. Следователем, прокурором, палачом, наконец, но никак не судьей. Маленький безликий человек лез из кожи вон с одной целью: опозорить, очернить, высмеять перед присяжными адвоката и его подзащитного, не дать защите, представить присяжным свою версию событий и доказательства невиновности подсудимого. Этот маленький человек с удовольствием кричал на адвоката, обрывал того на полуслове, грозил удалением из зала, и с таким же удовольствием качал головой в такт всем, даже самым нелепым словам прокурора. В общем, в этом процессе Миронов-Финч был вынужден бороться не только с обвинением, как он привык, но и с судом, что для него было в новинку. Кроме того, эта борьба сразу велась не на равных условиях, ведь в кармане у представителя правосудия имелся последний патрон в виде удаления адвоката из процесса. Всегда сдержанный и вежливый адвокат здесь был близок к тому, чтобы терпение потерять и швырнуть в ненавистного судью тяжелым томом уголовного кодекса с комментариями. Был близок, но все же сдерживался. Он понимал, что любой резкий шаг с его стороны вызовет ответную реакцию судьи, который выжидает удобного момента для того, чтобы удалить его из процесса.

Видели ли все это присяжные? Понимали ли, что происходит? У адвоката Миронова-Финча никогда не было ответов на эти вопросы. Он никогда раньше до процесса не видел этих людей с непроницаемыми лицами, сидевших чуть сбоку от него, не знал, кто они, чем живут, о чем думают. Все, что он знал об этих людях, это, то, что одного из них зовут № 1, другого № 2, третьего № 3 и так далее до № 12. Еще он знал, что уже скоро эти люди будут решать в совещательной комнате судьбу его клиента, невиновного человека. Впрочем, было еще кое-что, чего он до конца не знал, но во что ему до ломоты в зубах верилось. Он верил, не мог не верить в то, что присяжные будут беспристрастны и оправдают того, кого он в этот раз взялся защищать. Подзащитного же вообще ничего, кроме веры не оставалось. Подсудимый жил этой верой, потому что знал, что, если присяжные вынесут обвинительный вердикт, его ждет ПЖ или на языке арестантов пожизненное лишение свободы.

И вот, настал долгожданный день судебных прений. Адвокат Миронов-Финч был давно готов к этому дню. Нет, у него не было, когда он вышел к трибуне, написанной на бумажке речи. Слова его лились изнутри безо всякого затруднения или какой-либо запинки, и слова эти били версию обвинения весьма болезненно. Он начал с краткого анализа представленных стороной обвинения доказательств, однако завершить выступление в прениях ему так и не удалось. Уже на третьем предложении судья стал перебивать его, требуя прекратить порочить позицию стороны обвинения и поскорее переходить к существу прений. За возражения о том, что суть прений и заключается в критике позиции противоположной стороны адвокату, было объявлено первое замечание. Второе замечание судья объявил ему за чрезмерную жестикуляцию. После третьего замечания адвокат Миронов-Финч был удален из зала судебного заседания, так и не успев завершить свое блестящее выступление. Что происходило в прениях дальше, он уже не видел, а только через несколько минут услышал громко выкрикнутое подсудимым слово «Сволочь», и затем наблюдал, как конвой выводит его подзащитного из зала судебного заседания. Подсудимый был тоже удален из зала судебного заседания за оскорбление судьи. Выступление театра одного актера, в котором солировал судья, можно было признать успешным. Процесс был проигран, и Миронов-Финч понимал это. Не выступить в прениях, не иметь возможности донести свою позицию до присяжных, не представить по воле судьи ни одного доказательства защиты – это было не просто поражение, это был разгром. Оставалось утешать себя только тем, что он сделал все, что это был не американский суд и в этих условиях, он сделал все, что мог.

На следующий день адвокат Миронов-Финч обнимал своего плачущего подзащитного, только что освобожденного из-под стражи, и кричал вместе с ним в один голос про чудо, совершенное вопреки всему простыми людьми. Оправдали! Единогласно! Все 12 человек проголосовали за невиновность! Он посмотрел на присяжных. Все они улыбались. Это были улыбки усталых, замученных, но таких настоящих людей. Людей, которые только что совершили очень важный и правильный поступок, и которые гордились этим поступком. Адвокат Миронов-Финч улыбнулся присяжным в ответ и показал им два пальца, согнутые в форме латинской буквы «V». Виктория! Впрочем, расслабляться было рано.

Впереди наверняка ждало разбирательство в Верховном суде, где оправдательный приговор еще могли отменить, а также новое дело в отношении политического деятеля, возбужденное за вгорячах брошенное в адрес судьи слово «Сволочь». Надо сказать, что впервые в жизни всегда спокойный и корректный адвокат Миронов-Финч был согласен со столь грубой характеристикой в адрес судьи и даже позволил себе несколько раз пропеть это слово про себя: «Сволочь! Сволочь! Сволочь!». Очередной рабочий день адвоката Миронова-Финча заканчивался. Можно было просыпаться.

Утром молодой адвокат Миронов проснулся в хорошем расположении духа. Сегодня ему предстояло в первый раз выступать в суде присяжных. Но теперь он не боялся областного суда и своего выступления с напутственным словом перед присяжными. Да, к сожалению, он был всего лишь адвокат Миронов, а не Аттикус Финч, но уже он знал, как в этом процессе будут проходить судебные заседания, и был к этому готов.