Уроки Бизнеса от правнука Сталина
Совместно с:
12.07.2016
Игорь Давыдов: «Я вспоминаю, какими мы были наивными и глупыми, когда СССР рухнул»
История с публичным признанием того, что у Иосифа Сталина действительно есть ещё один внук по так называемой «туруханской» линии, начинавшаяся весной этого года как настоящий детектив, получила новый виток развития, вполне достойный передачи «Жди меня». Наши читатели первыми имели возможность познакомиться с некогда секретными документами из Особой папки Политбюро ЦК КПСС, которые рассказывали о том, как ЦК КПСС И КГБ СССР искали сына Сталина, майора Александра Давыдова в послевоенные годы. (См. «Настоящая история внебрачного сына Сталина». «Совершенно секретно» № 2/379, февраль 2016 г.)
Сын будущего «вождя народов» Александр Давыдов появился на свет в селе Курейка в 1917 году, уже после того, как Иосиф Джугашвили, оставивший свою сожительницу беременной, покинул место своей последней ссылки. Александр Давыдов долгое время держал информацию о своём настоящем отце в тайне. Лишь после смерти Александра Яковлевича его сын Юрий Александрович попытался выяснить, на самом ли деле он внук Сталина. В марте нынешнего года, после того как нами были опубликованы подлинные архивные документы о сыне Сталина, его самый известный внук, театральный режиссёр Александр Бурдонский, дал согласие на генетическую экспертизу. И она доказала (совпадение по мужской линии 99,8%), что Александр Бурдонский и Юрий Давыдов являются братьями.
Семья Александра Давыдова, сына Сталина. Справа старший сын Эдуард и жена Евдокия. Слева невестка Людмила с матерью
Именно тогда я познакомился с Юрием Давыдовым, живущим и работающим в далёком от Москвы Новокузнецке. А через несколько дней сотрудники редакции передали мне телефон Игоря Эдуардовича Давыдова, который очень просил меня позвонить. Но я решил подстраховаться и спросить у реального внука Сталина Юрия Давыдова, известен ли ему человек с такими данными. Он буквально закричал в трубку: «Да это же Игорь, сын моего покойного старшего брата Эдика! Мы с ним не виделись больше двадцати лет – потеряли связь во время распада СССР». Остальное было делом техники: родственники связались по телефону, потом встретились в Москве, а я получил возможность сделать самое первое интервью с московским правнуком Иосифа Сталина, который в свои 46 лет является довольно успешным бизнесменом, причём взгляды его на жизнь и политику весьма отличаются от тех, которые прививал нашей стране его прадед.
Невестка Сталина Евдокия Давыдова. 1943
От этой новости мои друзья были в шоке
– Игорь, вы говорили, что вам рассказали о том, что есть такая семейная тайна, когда вам исполнилось 17 лет. Отец рассказал?
– Нет, мать. Отец не дожил до этого, к этому времени уже умер. С ним на эту тему у нас вообще не было никаких разговоров, никаких обсуждений. В семье как-то этот вопрос обходили. Матери, когда уже она меня родила, свёкор со свекровью под большим секретом рассказали, что у нас есть такой высокопоставленный родственник. Правда, не сказали сразу, что это Сталин. Просто сказали «там наверху в Кремле». И всё это шёпотом, в тайне от всех. Это же были семидесятые годы, к культу личности Сталина относились по-разному…
– Какое впечатление на вас оказал рассказ матери о том, кто ваш прадед?
– Честно говоря, никакого. В этом возрасте думаешь о других вещах. Никакой великой гордости я не испытал.
– А что вы к тому времени сами знали о Сталине?
– Наверное, то же самое, что и большинство советских людей. По учебникам, по фильмам… Общую версию, так сказать… С одной стороны, как я помню, громко говорить о Сталине не рекомендовалось, с другой, мне запомнилось, что на грузовых машинах его портрет часто устанавливали под лобовым стеклом… Это я очень хорошо почему-то запомнил.
– А позднее никогда специально не интересовались? Может быть, книжки какие-то читали? Была личность вам интересна?
– Специально нет. Но смотрел фильмы, телепередачи. Первой, которая меня особо заинтересовала, была передача «Человек и закон» с темой «Женщины Сталина». В ней я впервые упоминалось про деда, но как-то вскользь, в качестве версии, что мол была такая ветвь. Хотя фотографию деда Сашки (сын Сталина Александр Давыдов. – Ред.) на экране показывали.
– Но сейчас-то у нас всё неопровержимо доказано…
– В том-то и дело. Для нас, для семьи самое главное – то, что поставлена точка. Раньше всё было на уровне домыслов, загадок – может, было, а может, нет. И мы никому особенно об этом не распространялись. Как, не имея реальных доказательств, вдруг заявить, что имеешь отношение к Сталину? Мало ли таких Остапов Бендеров по стране ходит. Скажут, ещё один дурак нашёлся… Поэтому, чтобы не выглядеть таким, лучше было не упоминать об этом. А сейчас об этом можно прямо и честно сказать.
– Ваши друзья и коллеги как об этом узнали?
– Мне позвонили, говорят, что твой однофамилец, внук Сталина, в телепередаче выступает. Я ответил, что это не однофамилец, а мой дядя, брат отца.
– И как все к этому отнеслись?
– Сначала были в шоке, но в наших отношениях ничего не поменялось. На мне-то это никаким образом не отражается. Ну, правнук и правнук. Я к этому никаких усилий не приложил. Но вот распорядилась судьба так родиться…
Сына «вождя народов» могли расстрелять
– Расскажите, что вы знаете о своём дедушке Александре Давыдове, сыне Сталина. Когда вы с ним последний раз виделись?
– Мне, наверное, было лет 12–13, то есть дело происходило в начале восьмидесятых. Серьёзных разговоров с дедом мы, конечно, не вели. Поэтому в основном я всё узнал позже от матери… Дед Саша был человеком замкнутым и немногословным, как дядя Юрик. А про войну он вообще ни слова никому не рассказывал. Ни внукам, ни детям. Хотя был в действующей армии всю войну с самого начала. Не говорил, где воевал, на каком фронте…
– Насколько мне удалось проследить его военную биографию, он до зимы 1941 года участвовал в тяжёлых боях на западном направлении, а потом в обороне Москвы. Это было время, когда срок жизни младших офицеров, тем более политруков, был порядка нескольких дней. Так что ему в определённой мере повезло, что он остался жив тогда, в 1941 году. А потом его часть была переброшена на Дальний Восток, и он участвовал в войне против Японии, был заместителем командира батальона по политчасти. Там получил боевой орден Красной Звезды. А всего у него было около полутора десятка наград…
– Да, я знаю, что он был политработником. Кстати, наверное, единственный случай, о котором он говорил матери, касался обороны Москвы. Дед умер в 1987 году от рака лёгких, которые застудил поздней осенью 1941 года. Он рассказывал, что сидели они в окопах по пояс в ледяной воде. Был конец октября, и люди буквально ледяной коркой покрывались. А он как политрук бегал по окопам и будил всех солдат, чтобы они не засыпали, поскольку сон означал неминуемую смерть. Всё равно, большинство красноармейцев тогда погибли от холода, а он выжил, поскольку всё время был в движении. Но на всю жизнь получил хроническое заболевание лёгких. Его тогда могли и расстрелять за то, что жив остался. Кстати, мой отец, родившийся в 1941 году, был назван Эдуардом в честь лучшего друга деда Сашки, погибшего тогда, в самом начале войны.
Сын Сталина Александр Давыдов с правнуком вождя Игорем. Ташкент, 1974
Характер сталинских внуков
– Игорь, ваш отец, Эдуард Давыдов, был первым внуком Сталина по «туруханской» ветви…
– Да, он был первенцем, и родители его очень любили. Считали его чуть ли не гением: он и стихи рассказывал, и всё запоминал, и в школе хорошо учился… Они прощали ему практически всё, и рос он очень избалованным ребёнком. Наверное, даже эгоистом. Дядя Юрик (внук Сталина Юрий Давыдов. – Ред.) был всегда на втором плане, хотя по своим человеческим и душевным качествам он был гораздо лучше и выше отца.
Молодой Эдуард Давыдов был настоящим атлетом
– Может быть, это просто две стороны личности Сталина так проявились в его внуках?
– Вполне возможно. Они были полными антиподами. Мать вспоминала: со свекровью занимаются домашними делами, нужно в чём-то помочь, передвинуть что-то. Отец, Эдик, прибежит: «Сейчас я всё сделаю, минутку…» И только его и видели, мог до вечера не появиться. А дядя Юрик придёт, услышит, что нужно помочь, молча всё сделает, передвинет что-то. Без лишних слов.
Отца тем не менее просто боготворили: «Эдичка, Эдичка…» В общем, практически главная надежда родителей, «наше всё…» А на самом деле большинство положительных качеств было у младшего внука Юрия…
– Но некоторые черты «вождя народов» и в вашем отце просматриваются. Любовь к застольям, например…
– Да, погулять он любил. Попеть офицерские песни, на гитаре играть. Ему нужно было, чтобы застолье было широкое, и он – в центре внимания. Деньги отец хорошие получал, любил не только погулять, но и в карты поиграть. В общем, был человеком светским. А дядя Юрик – он человек домашний. Его никуда не вытянешь. Или на даче со стариками, или дома с детьми. У него поэтому и детей трое, и внуков четверо. Отец же как-то только на меня одного сподобился в молодости. Но как они с матерью разошлись, он так и не женился, и она тоже замуж не вышла…
– В 1955 году, когда ваш дед, сын Сталина, демобилизовался, семья переехала в город Сталинск, нынешний Новокузнецк. И после окончания школы ваш отец поступил учиться в металлургический институт. На чём он специализировался?
– По профессии он был инженером-металлургом. Непосредственно варил сталь. В детстве он мне все уши прожужжал: вот это – настоящая мужская профессия…
Внук Сталина Эдуард Давыдов с сыном Игорем
Наша семья партийной карьеры не сделала
– Как вы относитесь к коммунистическим идеям?
– Я думаю, что это была и есть утопия.
– Но позвольте, Игорь, ведь у нас есть КПРФ, Зюганов…
– Это ни о чём вообще! Я помню по своей молодости закат власти КПСС, комсомол. Помню все эти пустые и никчемные собрания, передававшиеся часами трансляции партийных съездов, которые никто не смотрел, рассказы о каких-то липовых достижениях и тем более перспективах. Топтались на одном месте. Правда, раньше мы были сильнее, чем сейчас. Но сейчас мы сильнее, чем пять лет назад… И союзников у нас практически не осталось, все решают свои проблемы. Раньше хоть страны-сателлиты были…
– Но их тоже кормить приходилось
– К сожалению, это так. Почему-то у нас всё было устроено очень неразумно. Возможно потому, что деньги были не свои, а государственные. Столько вкладывали в Африку, в Азию, и всё впустую. А потом долги прощали. А вваливали эти деньги лишь для того, чтобы какой-то местный царёк сказал, что его страна пойдёт по социалистическому пути. А наш народ вкалывал для того, чтобы ещё одна страна как бы выбрала путь социализма. Просто в никуда деньги уходили. Мы не умеем пользоваться плодами своих достижений.
– В чём была ошибка, на ваш взгляд?
– Американцы, в какой стране бы они ни закрепились, начинают из неё высасывать всё, что можно, чтобы восполнить свои затраты. Чтобы своим, а не чужим было хорошо. Мы же, получив влияние на какой-то территории, начинали в неё вкладывать. Дарить оружие, технику. А потом нам говорили: «Спасибо, ребята, хватит, теперь мы пойдём своим путём». Наши утёрлись: «Ну, непорядочные люди оказались. Давайте другим поможем…» Я лично такую политику не разделял и не разделяю. Чтобы тягаться с американцами, нужно действовать по их лекалам. А если пытаться показать, что мы вот такие добрые и хорошие, а американцы злые и вредные, то мы не выиграем. Это было изъяном в коммунистической идеологии. Мы всё время кому-то помогали, причём тогда, когда помощь была нужна нам самим. А вся так называемая общественная и комсомольская работа была направлена на достижение сомнительных, а чаще всего утопических целей.
– Ваш дядя, Юрий Александрович, кстати, так в комсомол и не вступил…
– Этого я не знал. Как же дедушка Саша допустил?
– Вот так, говорил с ним пару раз, но без какого-то результата. И в институт Юрий Александрович без ВЛКСМ поступил, и закончил, и работает до сих пор…
– Молодец какой! Человек принципов.
– А ваш отец был комсомольцем, членом КПСС?
– Нет, партийцем он точно не был, насчёт комсомола не знаю, может быть, и вступил когда-то, в армии, например. А от партийной жизни был далёк. Вот дед – это да, он был партийцем до мозга костей, до последнего верил в коммунистические идеи. Отец с Юриком – уже нет. А я и подавно. Я был единственным в классе некомсомольцем, вступил в 10-м классе, чтобы не портить общую картину.
– И как вы с такими взглядами в школе учились, в военном училище?
– Я всегда старался от этого отдалиться, как и отец. Считал всякие собрания глу-
постью и пустым занятием. Наверное, на нас идеологическое влияние прадеда закончилось. Другое поколение, другая жизнь…
Родители разошлись, но новых семей не создали…
– Ваши папа с мамой в студенческие годы отца поженились?
– Нет, уже после окончания института. Моя мать жила в Ташкенте. Семья туда приехала из Смоленска. Когда в 1941 году немцы подошли к городу, их эвакуировали в Ташкент. Там и жили. Мой дед по материнской линии родом из Смоленска, а бабушка – сибирячка из Барнаула. В Ташкенте, кстати, родилась моя мать. После школы уехала к бабушке в Барнаул и устроилась там работать на химкомбинат. А отец туда попал на практику после института. Она была лаборанткой, он ей приносил пробы какие-то. Так, собственно, и познакомились. В общем, очень быстро он её увёз в Новокузнецк знакомиться с родителями. Привёз, а там уже дед Сашка, баба Дуся, Юрик… И назначили свадьбу. Приехали её родители. Так они и поженились. А отца забрали в армию, служить после окончания военной кафедры офицером. Мать уже была беременна, осталась жить в Новокузнецке со свекром и свекровью, а отец на два года был отправлен служить в Бийск.
– Такое разделение семьи не всегда идёт на пользу…
– Мать, конечно, к нему приезжала туда, а там что? Офицерская общага, пьянки-гулянки, дым коромыслом. Как я понял, там уже у них и начались разлады. Она приезжает с ребёнком, а Эдика никто найти не может. Потом появляется в неизвестно каком состоянии…
– Так и развелись?
– Свёкор со свекровью уговаривали мать: «Только не разводись, квартиру вам оставим…» Но мать сказала: «Мой тут только сын, собрала меня и уехала в Ташкент…
Когда мать с отцом развелись, он через год приехал. Его тут же взяли на авиационный завод как квалифицированного специалиста, дали квартиру… Но продержался в семье он недолго. Опять с матерью рассорились, и он вернулся в Новокузнецк. Но всегда приезжал в отпуск, общался с нами… Работа – это было единственное, что у него осталось. Новую семью он не завёл, детей не нажил. Отец был профессионалом. Он очень любил свою работу и практически всю жизнь проработал на Кузнецком металлургическом комбинате. Работа тяжёлой была. Он и умер-то довольно молодым, в районе пятидесяти лет. За год до смерти получил тяжёлую травму – его ударило концом разорвавшегося троса. А потом прямо в автобусе по дороге на работу случился инсульт…
«Лихие девяностые» я познал сполна
– Игорь, как у вас складывалась жизнь в Ташкенте?
– Вы знаете, по сравнению с остальной страной, отлично. Я жил там с 1972 по 1988 год, до окончания школы. Должен был попасть в последний призыв в Афганистан. Чтобы не служить там, я быстренько собрал документы и поступил в Смоленское зенитно-ракетное училище, сейчас это академия. В Смоленске у нас жили родственники по линии матери. А потом умер отец, связи с Новокузнецком постепенно потерялись. Мы продали квартиру и переехали в Смоленск, потом из Смоленска в Москву.
– Чем запомнилась учёба в училище?
– Всё как обычно, разве что в 1991 году нас подняли по тревоге и собрались отправлять в Москву, но не на защиту Белого дома, а на «подавление бунта». Что-то у них там не заладилось, так и просидели в те августовские дни с автоматами и собранными вещмешками в Смоленске. Начальника училища потом сняли…
– А училище вы закончили?
– Нет, я перевёлся на заочное отделение Смоленского энергетического института. Тогда во время перестройки престиж военной службы настолько упал, что продолжать учёбу не было смысла. Сплошной разброд и шатание. Я после второго курса ушёл из училища, дослужил в армии до первого приказа, как положено бывшим курсантам. И занялся коммерцией. Тогда начались все эти оптовые базы, левая водка и всё прочее. Из Москвы таскали в Смоленск на рынки. В общем, в «диком капитализме» поучаствовал. Продолжалось это до 1994 года, наверное, так что «лихие девяностые» я познал сполна.
– Удачно бизнес шёл? Ведь тогда самые бандитские времена были…
– У меня всё складывалось относительно благополучно. Расширялась торговля, открыл несколько магазинов. И с бандитами приходилось разбираться, ведь коммерсанты были самой желанной целью для них. С другой стороны, все серьёзные состояния обычным людям можно было сделать лишь тогда, и стоило рисковать…
– Но и первоначальный капитал нужен был, правда?
– С этим история такая. У нас в Ташкенте была прекрасная двухкомнатная квартира с лоджиями, большая. Мы её тогда, когда все русские бежали из Узбекистана, продали за две тысячи долларов. Сразу после раздела СССР мать сказала: «Всё, едем в российское посольство, получаем гражданство Российской Федерации». Быстро получили гражданство, собрали вещи, а поскольку мама работала на авиационном заводе, откуда регулярно летали самолёты в Россию, удалось этот контейнер отправить в Смоленск. Мама тут же уехала туда к деду, а я остался в Ташкенте, чтобы завершить все дела с продажей квартиры. А потом и сам уехал в Смоленск
– И как начинали бизнес?
– У меня приятели, тоже ушедшие из училища, уже начали заниматься торговлей. И я деньги от продажи квартиры, а это считалось тогда довольно большой суммой, вложил в этот опасный и рискованный бизнес. Все вспоминают то время как самое худшее, голодное и неопределённое, а для меня именно тогда началась обеспеченная жизнь. Просто я попал в эту струю, когда всё открывалось, первые магазины, первые ростки коммерческой деятельности. И никакого контроля, о кассовых аппаратах никакой речи вообще не было. Никаких налогов – торгуй не хочу! Хотя мне было уже понятно, что долго такая жизнь не продлится, поскольку тогда частная торговля временно замещала разрушенную государственную. И когда-то государство должно было взять всё это под контроль.
Главное вовремя остановиться
– Игорь, а как вы попали в Москву?
– Абсолютно случайно. У меня была крёстная в Ташкенте, по национальности армянка. Она ещё раньше нас уехала из Ташкента в Москву. Здесь устроилась работать к сестре. Та работала в советское время в типографии, а потом им с мужем, когда всё разваливалось, удалось эту типографию приватизировать. И они на основе этой типографии открыли предприятие по выпуску рекламной продукции, листовок, флаеров и прочего. Дела шли успешно, и со временем она нашла нас в Смоленске.
– Вы же говорили, что все связи были утеряны…
– Она знала только, что мы в Смоленске. Приехала в город, не зная адреса, лишь приблизительно представляя, где мы живём. Знала ещё, что у нас две собаки, колли. И ходила по дворам, спрашивала: «Ищу женщину, которая с двумя собаками гуляет». Нашла мать и увезла в Москву. Говорит: «Что ты тут сидишь в Смоленске, прозябаешь на свою нищенскую пенсию?» Маму тогда сократили с работы, и тётя Алла буквально увезла её в столицу: «Поедем, найдём тебе работу какую-нибудь, будешь хоть жить нормально».
– Вы вместе уехали?
– Нет, мама поехала одна, устроилась работать, а через год звонит мне: «Здесь есть такая же возможность заниматься торговлей, только масштабы побольше, да и доходы на порядок выше…»
Я недолго думая все магазины и предприятия в Смоленске продаю, здесь, в Москве, покупаю, и всё по новой закрутилось. Ещё «Черкизон» работал, другие оптовые рынки. Я занялся торговлей одежды, проще говоря шмотками. Открыл павильон в Бибиреве, в Южном Медведкове… И довольно успешно всё работало, примерно года до двухтысячного, когда это всё не стало загибаться. Именно тогда нужно было прочувствовать момент, когда торговлю следовало прекращать. Я прикинул, посчитал и понял, что продолжать торговать не имеет смысла. Здесь, как в казино, главное – не выиграть, а уметь вовремя остановиться.
– Почему торговля рушилась?
– В новых условиях работать приходилось практически только на аренду, в торговых центрах всякие бутики стоили немеряно. Чтобы отбить аренду одного, ещё три где-то должны были работать. В общем, продал всё, позакрывал и решил, используя накопленные средства, заняться биржевой торговлей, финансовыми бумагами.
– И как дело пошло?
– Входил я в это постепенно, ещё когда торговлей занимался. Сначала я попробовал в брокерской конторе работать. Тогда началась брокерская деятельность, открылись товарно-сырьевые биржи ММВБ и прочие, Стерлигов с «Алисой». Меня так это захватило, думаю, неужели до настоящего капитализма дожили? Вот тут я точно долларовым миллионером стану! Закончил брокерские курсы, работал на бирже. Тогда по телеграфу присылалась информация: «Продаётся вагон того-то, в Хабаровске стоит контейнер с красной ртутью». Такой был геморрой! Сейчас думаю: «Боже мой! Неужели я такой ерундой занимался?» А тогда все считали это серьёзным. Отправляли в командировки, едешь куда-нибудь, чтобы какие-то болванки или прокат привезти. Три вагона сопровождать. Сейчас я бы в жизни этим заниматься не стал… А тогда казалось: «Сейчас вот сделку совершу, и я миллиардер…»
Я вспоминаю, какими мы были наивными и глупыми, когда СССР рухнул. Совершенно неприспособленными к тому, что в мире всё в избытке. Что купить можно что угодно и в любом количестве, только деньги давай!
– Нам казалось, что мы переходим к капитализму, а переходили почти к феодализму. А сейчас как?
– Я вполне доволен. Сейчас на Форексе работаю, а до этого акциями торговал. В разных компаниях, пока свой путь нашёл, многое поменял, многому научился. Сейчас у меня с партнёрами своя компания по оказанию услуг в сфере вложения финансовых средств. Свой процент зарабатываем, как говорится, живём – не тужим
Наше слабое место – это наша элита
– Игорь, а политикой вы интересуетесь, или только бизнесом?
– Интересуюсь очень. Вот сейчас я думаю, может быть, этот интерес и это чутьё у меня от предка? Смотрю все новости, читаю всё, что касается глобальной политики и наших внешнеполитических проблем. То, что внутри, проблемы с дорогами и грязными подъездами, мне изучать неинтересно, я и так всё это вижу и понимаю причины. Перефразируя слова классиков: «Одни воруют, у других разруха в головах».
– Вы считаете, что судьба нашей страны решается не внутри её, а снаружи?
– Думаю, что именно так. У нас нет того, что можно было бы назвать полной независимостью. Мы слышим, что вот мы единственная страна, которая не зависит ни в чём от Соединённых Штатов… Да как не зависим? Вся наша экономика, за небольшим исключением, завязана на США. Если дойдёт не до игры с санкциями, а до настоящего жёсткого противостояния, они могут просто нашу экономику выключить. И никакой войны не надо, ни бомб, ни снарядов.
Думаю, что поэтому наш президент и не лезет на рожон. Показал свою силу и держится в сторонке. Не выпячивает себя, не говорит: «Теперь мы главные!» Потому что знает, что у американцев есть «волшебная кнопка», к сожалению…
– А как же импортозамещение?
– Да какое импортозамещение? Все сидят и ждут лучших времён. Недавно видел сюжет по ТВ. На продовольственном рынке в провинции спрашивают торговца: «Когда появятся дешёвые ранние отечественные помидоры?» Он, не задумываясь, отвечает: «Когда с Турции санкции снимут!» Вот и всё. Для полноценного замещения нужны гигантские средства, ведь мы десятилетиями ориентировались на импорт. На то, чтобы в масштабах всей страны создать свою структуру для того, чтобы заменить зарубежную продукцию, должно уйти несколько десятилетий. А где ещё на всё это деньги взять?
– Где наше слабое место?
– Наше самое слабое место – это наша элита. Если в стране начнёт всё сыпаться, она тут же окажется на Западе и сдаст всё и всех с потрохами. Ну а народ, народ останется, ему уходить некуда. Ни вилл на Лазурном Берегу, ни офшорных счетов у него нет…
Младший внук сталина Юрий Давыдов в гостях у «Совершенно секретно». Март 2016
Фото из семейного архива Давыдовых
Автор: Алексей БОГОМОЛОВ
Совместно с:
Комментарии