НИ ДНЯ БЕЗ ШИФРОВКИ

В успешном исходе решающих битв Великой Отечественной – Сталинградской и Курской – немалый вклад Шандора Радо. За годы войны он передал из Швейцарии в Центр почти 6 тысяч шифрограмм. За что был удостоен после Победы десяти лет лагерей

Я познакомился с этим легендарным человеком в Будапеште 30 лет назад. За годы, прошедшие с той встречи, в истории целых стран и отдельных людей многое встало на свои места. И то, о чем мы с ним говорили тогда, сегодня обретает четкие и понятные очертания, наполняется особым, вечным смыслом.
…Самолет из Будапешта прибыл в Нью-Йорк точно по расписанию. Еще на подходе к пограничному контролю Шандор увидел улыбающегося сотрудника географического конгресса, который приветственно махал рукой. Он протянул в окошко паспорт и заметил, как вытянулось лицо чиновника. Тот стал задавать вопросы, сказал, что сейчас вызовет переводчика. Шандор остановил его: я сумею объясниться по-английски. Чиновник продолжал что-то мямлить. «Тянет время», – подумал Шандор. И точно – через несколько минут у конторки пограничника появился некто в штатском и уставился в прибывшего. «Наверное, в каком-то списке значусь советским разведчиком», – ухмыльнулся про себя Шандор. Положим, какие-то личные связи остались: товарищи по прежней работе звонят, поздравляют с праздниками, днем рождения. А с разведкой кончено. Сегодня видный ученый, президент Венгерского географического общества Шандор Радо приглашен коллегами на конгресс в США и намерен выступить на нем.

Паспорт в порядке, сотрудник конгресса тепло приветствует Радо, везет в отель. В вестибюле Шандор замечает, как следом вошли двое в одинаковых шляпах, жуют жвачку. В номере принял душ, переоделся, решил прогуляться по городу. Вышел, за ним один в шляпе. Он в подземку – шляпа за ним. Шандор в универмаг, неторопливо обходит секции, смотрит на часы и направляется в туалет. Около сушилки-полотенца обращается к американцу: как лучше проехать к зданию, где будет конгресс. Тот подробно объясняет, предлагает подвезти его. «Нет, нет, – говорит Шандор, – это завтра». Оба выходят, Шандор жмет руку словоохотливому американцу. Тот уходит вниз, Шандор – на эскалатор. «Шляпа» в растерянности – за кем идти? Шандор снова в туалет, в кабинке быстро переодевает куртку подкладкой наверх, достает другие очки. Спускается на первый этаж. На улице останавливает такси. «Хвоста» не заметно.

– Вам действительно надо было с кем-то встретиться? – спрашиваю Шандора, выслушивая его рассказ.

– Нет-нет, просто решил похулиганить, – и заразительно смеется. – Вечером вернулся в отель, у стойки портье обе шляпы нервно прохаживаются. Я кивнул им: дескать, все в порядке, ребята. Один, похоже, улыбнулся в ответ.

1977 год. Мы сидим в небольшом кабинете геодезического института на площади Святого Стефана в Будапеште. Комната до потолка завалена книгами, журналами, газетами, географическими картами. Связки журналов, скрученные в рулоны карты на полу, на стульях. Во время нашей многочасовой беседы в кабинет заходили сотрудники – так они пройти к его столу не могли! Бумаги передавали через меня.

К стенке шкафа пришпилена таблица первенства Венгрии по футболу. На подоконнике под грудой газет замечаю шахматную доску. Он вполне прилично играет – у него первый разряд, а в Венгрии добиться его ох как непросто. Отчаянно болеет за футбол. Судя по всему, моему собеседнику очень приятно, что журналист из Москвы свободно оперирует именами венгерских футболистов, шахматистов, пятиборцев, боксеров. Он многих знает лично. В молодости играл в теннис, увлекался плаванием, горными лыжами. Кстати, и в 1977м, 78-летний Радо посещает бассейн. Во время нашей беседы раздалось несколько звонков – из Англии, Нигерии, Германии. Шандор отвечал по-английски, по-французски, по-немецки. А всего он владел восемью европейскими языками. Русским – превосходно, говорил и писал без ошибок.

Партия против Гудериана

После Сталинграда германское командование жаждало реванша. Не надо было кончать военную академию, чтобы понять: этот реванш немцы намерены взять в районе курского выступа, где для германских войск складывалась благоприятная обстановка. При взгляде на карту было очевидно, что сильными ударами группы армий «Центр» из района Орла и группы «Юг» из района Белгорода можно «срезать» курский выступ под основание, разгромить советские войска и открыть дорогу для глубокого охвата Москвы, выхода на Донбасс.

Но и советское командование придавало Курской дуге большое значение. Отсюда можно было наносить удары по флангам и тылам обеих германских групп армий.

Еще до получения указаний из Москвы, почти сразу после Сталинграда, Радо информирует Центр о предварительных планах германского командования начать наступление в районе Курска. Этот план получил название «Цитадель". Весной 1943 года шифрограммы от Радо шли ежедневно. Резидентура сообщала все новые подробности подготовки операции. Вот только некоторые шифрограммы от «Доры» (псевдонима Шандора Радо).
«Для удара против Курска и в составе группы армий Вейхса находятся в боеспособном состоянии мотодивизии… Среди этих наступательных резервов находятся танковые гренадерские дивизии «Адольф Гитлер», «Райх» и «Тотенкопф»… Только «Тотенкопф» находится в настоящий момент в боеспособном состоянии и может быть переброшена»

«Сообщаю данные о сильных и слабых сторонах нового немецкого танка Б-1 («Тигр»): максимальная скорость на твердом грунте 36 км/час; толщина брони от 88 до 100 мм… Недостаточная подвижность и маневренность делает «Тигр» весьма уязвимым при атаках с воздуха».
«Заводы «Штайерверкс» в Штирик в феврале-марте (1943 года) выпустили 85 танков, среди них новые типа «Тигр». Германская промышленность, включая Австрию и Чехословакию, выпустила 720 танков (месячный план – 900 танков). Немецкая авиационная промышленность выпускает 1600 самолетов в месяц».
«Гудериан настаивает, чтобы все танковые дивизии на советско-германском фронте как можно быстрее получили на вооружение хотя бы по несколько штук танков типа «Тигр», чтобы убедить солдат и офицеров в том, что в Германской армии есть боевые машины, которые могут противостоять русским тяжелым танкам».

Полученные секретные данные заставили Государственный комитет обороны принять неотложные меры. Создавались и испытывались противотанковые пушки и снаряды, способные поражать «Тигры» и «Пантеры». Летчики-штурмовики учились уничтожать это «зверье» с воздуха. Командование Центрального и Воронежского фронтов на опасных направлениях сосредоточило специальные подразделения для борьбы с танками.
Вспоминаю, как ночью 5 июля нашу роту подняли по тревоге: выступаем! Наш гвардейский танковый корпус (три танковых бригады, мотострелковая бригада, в которую входила и моя отдельная рота автоматчиков) занимал вторую линию и по приказу командующего фронтом выдвигался на передовую. Нас и до этого несколько раз поднимали по тревоге, но вскоре давали отбой: немцы наступление откладывали.

– Так это по вашей вине происходило… – бросил я шутливый упрек Шандору.

– Все претензии к Гитлеру, – парировал Радо. – Это он отменял свои распоряжения о дате наступления. Что-то его не устраивало в подготовке. А я лишь узнавал и молнировал об этом.

Я, гвардии рядовой солдат-автоматчик, естественно, ничего не знал ни о Доре и его шифровках, ни о планах германского и советского командований. Быстро вырыл окоп и на рассвете летнего дня всматривался в дальние холмы, откуда должны были появиться немцы. И они появились – танки, казавшиеся спичечными коробками. Казалось, они далеко-далеко. Но не прошло и четверти часа, как они очутились близко от нас, и вот уже в нашем расположении стали рваться снаряды.

Где-то громко звали санитаров.

Ударили наши пушки, прятавшиеся впереди и позади наших окопов. Задымил один танк, второй, еще один остановился, две машины повернули. Из деревни, что была в двух километрах, появились наши боевые машины. У нас была задача отрезать пехоту, идущую за танками противника. Честно признаюсь: пехотинцев я не видел (то ли они искусно прятались, то ли отстали), но исправно стрелял из автомата одиночными. Вскоре все затянулось дымом от горящих машин и разрывов снарядов. Сильно громыхнуло: взорвали минное поле по обе стороны полевой дороги. Над головами пронеслись самолеты, очевидно, штурмовики. Не знаю, что увидели летчики в дыму, но разрывы авиабомб были слышны. Или так казалось?

Крах «Цитадели»

Шандор с неподдельным интересом слушает мой рассказ. Я попросил карту, чтобы показать, где мы отступали, где наступали. Он остановил меня: я и так представляю. Как при игре вслепую, когда соперники не глядят на шахматную доску. Конечно же, Радо был картографом, к тому же передавшим сотни радиограмм, в которых перечислялись населенные пункты той территории.

Я назвал Ахтырку: недалеко от Ахтырки 23 августа 1943 года (это был последний день Курской битвы) меня ранило. Госпитали, операции, инвалидность.

– Стало быть, вместе крушили «Цитадель»,– заметил Радо.

Я тут же запротестовал: мол, вклад неодинаков.

Шандор перебил меня:

– Сражения выигрывают не шпионы, а солдаты и генералы на поле боя. Мы, разведчики, только облегчаем командованию проведение кампаний. Вот о нас написали французские журналисты: война была выиграна в Швейцарии. Хотя и звучит лестно, но это смехотворное утверждение. Мы помогали, бывало, что даже очень, но все равно – успех приносила армия.

Разумеется, германское командование анализировало причины своих неудач на Курской дуге. Для немецкой контрразведки было ясно, что советский Генштаб располагал точными данными о расположении и силе групп армий «Центр» и «Юг», об их планах и действиях. В руки советского командования попал стенографический отчет о совещании в ставке Гитлера. Оно состоялось 25 июля 1943 года, обсуждался ход операции «Цитадель». К тому времени уже было ясно, что немецкий план провалился. Гитлер обращался к заместителю начальника оперативного руководства вооруженными силами Германии генерал-лейтенанту Вальтеру Варлимонту: «Кстати, вы читали доклад Сталина, этот вчерашний приказ, где он точно называет количество мотопехотных дивизий, танковых и пехотных дивизий? Я полагаю, что это дословно точно»

10 лет за заслуги

– Сегодня можно сказать, сколько человек работало в вашей группе?

– Можно, это уже не тайна. Около восьмидесяти.

– Ого. Я не специалист по разведкам, но, полагаю, это многовато для одной группы.

– Чудовищно много. В Швейцарии действовало несколько групп. У каждой были свои информаторы в других странах. Так получилось, что по разным причинам эти группы передали мне. Пришлось вводить прямо-таки драконовские меры конспирации. Меня, например, знали всего несколько человек. Я тоже многих никогда не видел. Центр очень заботился о том, чтобы не было провалов. Мы тщательно подбирали радистов, при малейшей опасности сворачивали их работу. И я, и в Центре отлично понимали, что германская контрразведка не может не обратить внимания на резко увеличивающийся объем радиоинформации между Москвой и Швейцарией. И хотя последняя формально оставалась нейтральной, для нас не было тайной, что секретные службы Германии и Швейцарии тесно сотрудничали.

– Оставалась и возможность оккупации Швейцарии…

– Вот-вот. А у меня в группе были немецкие антифашисты. Москва, опасаясь за их жизни, настоятельно рекомендовала им перебраться в другие страны. Так я лишился нескольких ценных сотрудников.

– Кроме немцев, кто еще входил в группу?

– Англичане, французы, итальянцы, швейцарцы, поляки, венгры, югославы. Пожалуй, всех и не назову.

– Были ли русские?

– Из Союза не было никого. Приезжали курьеры из Москвы, отличные парни. Добираться до нас еще до войны было непросто, а уж во время войны и вовсе…
Можно лишь добавить, что резидентуру в Швейцарии Шандору передал Леонид Анулов, кадровый разведчик с 1919 года, работавший в Китае, во Франции, Испании. В Швейцарии он создал небольшую, но хорошо работающую группу, которая перешла в 1938 году к Радо и стала основой для резидентуры «Доры». Анулов был отозван в Москву. В некоторых исследованиях указано, что он (между прочим, его настоящая фамилия Московичи) был арестован НКВД и расстрелян. Его действительно арестовали в 1938 году, но дали 15 лет, он полностью их отсидел, в 1955 году был реабилитирован, умер почти через 20 лет и похоронен на Новодевичьем кладбище. Награжден орденами Ленина и Красного Знамени.

– Только ли коммунисты входили в вашу группу? – спросил я Радо.

– Были, разумеется, члены компартий разных стран, кстати, как правило, с разрешения своих ЦК. Были и социалисты, либералы, католики, беспартийные. Но, –

Радо поднял палец вверх, – все антифашисты. Это было главное, что объединяло нас всех в борьбе. Хотя мы и делали все возможное, чтобы эти люди ничего не знали друг о друге. Некоторые псевдонимы были раскрыты лишь после войны, а кое о ком я не знаю и сейчас.

– Наверное, если бы сразу после Победы этим занялись… Ведь люди гордились тем, что они…
Я осекся, потому что Шандор внимательно посмотрел на меня и ухмыльнулся. Только в Москве, да и то не сразу, я узнал, какой ляп допустил. Ведь о послевоенной жизни самого Радо я только знал, что он советник министра сельского хозяйства, главный редактор географического журнала, президент географического общества, доктор наук, профессор тамошнего университета. И ничего не знал, что в 1946 году Особое совещание при министре государственной безопасности СССР осудило Шандора Радо на 10 лет за… предательство и шпионаж! Без малого 8 лет провел Шандор в лагерях. В ноябре 1954 году был освобожден и тотчас выехал в Будапешт. И только почти через два года Военная коллегия Верховного суда СССР определила: постановление Особого совещания отменить, уголовное дело на Шандора Радо за отсутствием состава преступления закрыть.

В дни венгерского восстания 1956 года дом Радо окружила группа боевиков: в списке коммунистов, подлежащих уничтожению, значился и ничего не подозревающий об этом Шандор. Не избежать бы ему расправы, да кто-то из повстанцев вспомнил: Радо только что отсидел почти десять лет в лагерях НКВД. И вооруженные боевики отправились по другому адресу. Воистину: не было бы счастья, да несчастье помогло.

Много позже нашей встречи, когда Шандора уже не было в живых, мне довелось познакомиться с еще одним нашим выдающимся разведчиком – Анатолием Марковичем Гуревичем, псевдоним которого был «Кент». Радо в своей книге довольно подробно рассказывает, как Кент в 1940 года по заданию Центра приезжал к нему в Швейцарию и толково объяснил, как пользоваться новым шифром, программой прямой радиосвязи с Центром. Правда, Радо пишет и о том, что Кент ему не понравился и что провал Кента нанес тяжелый удар по швейцарской группе: дескать, на допросах в гестапо он «раскололся». Между тем, из немецких архивов гестапо стало известно, что Кент ничего не рассказал о Радо, не назвал ни его адреса, ни места встречи, ни нового шифра.
Но жизнь и борьба Кента – другая история, и о ней читатели «Совершенно секретно» тоже узнают

Наши информаторы – скромные люди

В книге «Под псевдонимом Дора» Радо рассказал о многих своих соратниках и помощниках, назвал не только клички, но и их подлинные имена, чем они занимались после окончания войны. И хотя мемуары писались спустя три десятилетия после Победы, о судьбе кое-кого не было известно или нельзя было сообщить. И я тогда, в мае 1977 года, попросил Радо рассказать – разумеется, в рамках возможного – о его информаторах. Он ответил:

– О некоторых сказано в книге, о ком-то стало известно лишь недавно, какие-то детали по сию пору неизвестны. Кто-то изменил свои убеждения, есть, к сожалению, и случаи предательства. Но подавляющее большинство остались убежденными антифашистами, хотя и оставили разведывательную работу.

– Судя по вашим мемуарам, самая загадочная фигура в группе – Рудольф Рёсслер. Вы ему дали псевдоним «Люци». Очевидно, потому что он жил в Люцерне.

– Все так. Его порекомендовала мне Рашель Дюбендорер, псевдоним «Сиси». Она руководила самостоятельной группой, которая по распоряжению Центра влилась в мою резидентуру. Я очень уважал эту отважную женщину и принимал ее предложения и рекомендации. Тогда мы не знали, что Рёсслер работал на швейцарскую разведку и через нее был связан с американской и английской спецслужбами.

– Источники Люци передали нам исключительно важную информацию, которую мы тотчас переправили в Москву, – продолжал Радо. – При этом я сообщил, что Люци ни за что не раскроет имена информаторов и готов сотрудничать с нами на условии полной анонимности своих источников. Это, разумеется, насторожило Центр – не провокация ли гестапо? Мне поручили дать Люци несколько заданий. Их результаты, как я понял, Центр мог проверить по другим каналам. Это было сделано, Центр дал согласие на сотрудничество с Рёсслером, но еще раз предупредил о бдительности. Не поверите, но я ни разу не встречался с Люци! Вся информация шла через курьеров.

Рудольфу Рёсслеру было 45 лет, когда в конце 1942 года он начал сотрудничать с советской разведкой. Отец – немец, мать – англичанка, получил блестящее образование в Берлине. Во время Первой мировой войны служил в германской армии. В двадцатые годы – журналист, сотрудничал со многими литературными и театральными изданиями. Завел обширные связи в военных кругах, в германском МИДе, среди чиновников высокого ранга в других ведомствах. Человек демократических взглядов, он отрицательно отнесся к приходу к власти Гитлера в 1933 году и на следующий год эмигрировал в Швейцарию, где продолжал литературную деятельность и даже держал книжную лавку. Высокопоставленные берлинские друзья, тоже ненавидевшие фашизм, снабжали его секретной информацией.

Знаток разведки Аллен Даллес, с 1942 года возглавлявший разведывательный центр американского Бюро стратегических служб в Берне, писал: «Советские люди использовали тогда фантастический источник, находящийся в Швейцарии, по имени Рудольф Рёсслер, который имел кличку Люци. С помощью источников, которые до сих пор не удалось вскрыть, Рёсслеру удавалось получать в Швейцарии сведения, которыми располагало высшее немецкое командование в Берлине, с непрерывной регулярностью, часто менее чем через 24 часа после того, как принимались ежедневные решения по вопросам Восточного фронта…»

– После указания Центра, – рассказывал Радо, – я оставил попытки узнать подлинные имена берлинских источников Рёсслера. Единственно, что удалось установить, так это то, что они работали в Генштабе, ВВС, в МИДе, в различных высших штабах, занимали высокие посты, был даже один генерал, Георг Томас. Он работал в Берлине начальником управления военной экономики и вооружения. Своими сведениями генерал делился с Люци. Правда, не безвозмездно, но любые затраченные средства многократно окупались. В июле 1944 года было совершено покушение на Гитлера; Томас, видимо, участвовал в заговоре. Во всяком случае, так считало гестапо, генерала схватили и по приговору военного суда расстреляли. По-видимому, его связи с Рёсслером, а, стало быть, и с советской разведкой, не были раскрыты.

Рудольф Рёсслер умер в 1958 году, через три недели после своего 61-летия. Похоронен в Швейцарии, в небольшом городке Криенсе близ Люцерна. Если кто-то из наших читателей вдруг окажется в этом местечке, загляните на местное кладбище, поклонитесь его праху. Рудольф много хорошего сделал для нашей страны. Особенно благодарны ему должны быть те, кто уцелел в Сталинградском сражении, на Курской дуге, в боях за Днепр. Это часто от него наше командование узнавало о планах немцев и принимало меры, чтобы уменьшить наши потери. Шандор Радо рассказал мне и о таком канале

– Из узла связи верховного командования вермахта ежедневно на театры военных действий уходило по несколько тысяч распоряжений. Сообщения эти не шифровались, а просто набивались на бумажные ленты и передавались по линиям связи. После этого ленты уничтожались. Однажды дежурный офицер Берндт Руланд заметил, что две девушки-телеграфистки не уничтожают ленты, как было положено, а прячут. Он вызвал телеграфисток, поговорил с ними, но… никаких мер не принял.

– После войны, – продолжал Радо, – Руланд стал журналистом, написал книгу «Гроза Москвы», в которой рассказал об этих девушках. Книга вышла в Цюрихе, а спустя некоторое время, разбирая почту, я наткнулся на конверт, отправленный, судя по штемпелю, из Будапешта. Вскрыл, в нем вырезка из немецкой газеты: группа людей выражает соболезнование родным и близким Берндта Руланда, погибшего в автомобильной катастрофе. Друзья расценили это послание как предупреждение: тоже, дескать, много знаешь. Но я хожу пешком, – улыбнулся Шандор.

За спиной Москвы

Резидентура Радо не пропускала мимо внимания и дипломатические интриги. И не только немцев, но и союзников.

Весной 1943 года неожиданно «занемог» президент Финляндии Карл Маннергейм. На «лечение» он прибыл в Швейцарию. На самом деле – для тайных переговоров с американцами. После Сталинграда и Курска саттелиты Германии поняли: поражение Гитлера – лишь вопрос времени. Италия, Румыния, Венгрия несли существенные потери на Восточном фронте, их экономика была подорвана. «Дора» радировал в Москву, что полумиллионная румынская армия потеряла на советско-германском фронте 300 тысяч человек. Неудивительно, что и диктатор Румынии Антонеску засобирался в Швейцарию.

А пробный шар запустили венгры. В Швейцарии они вышли на французского разведчика Лонга (этот псевдоним ему дал Радо, с которым тот сотрудничал). Венгры просили Комитет генерала де Голля, обосновавшегося в Лондоне, быть посредниками между Венгрией и СССР. Советское руководство было против сепаратных переговоров. Но сообщение Лонга отправили в Москву. Через несколько дней на столе Директора лежала радиограмма о том, что глава венгерского режима Хорти тоже собирается в Швейцарию с секретной миссией для встречи с англичанами. Союзники об этих маневрах Москву не информировали.
Нью-йоркский кардинал приезжал в Ватикан, где встречался не только с Папой, но и с германскими представителями высокого ранга. Еще не было Тегеранской конференции, а американский посланник и понтифик обсуждали проблемы послевоенного мира. И об этом Москва тоже узнавала от советской разведки.

Даже в самые напряженные дни подготовки к операции «Цитадель» источники Радо находили возможность информировать Центр о внешнеполитических маневрах как немцев, так и союзников. Дора сообщал в Москву:

«Фашистская партия и руководство армией собираются продолжать борьбу даже без надежды на успех. Они надеются на то, что при изменении обстановки, например, смерти Рузвельта или Черчилля для Германии наступит более благоприятная обстановка… Руководящие круги в Германии надеются, что в связи с выборами президента в 1944 году в США, там наступит перелом в пользу Германии…»

Коварный Ганс и влюбчивая Гретель

Роза – таков был псевдоним 23-летней итальянки Маргариты Болли, одной из радисток Доры. На беду Маргарита влюбилась в немца, давно жившего в Швейцарии, Ганса Петерса. «По-видимому, – пишет Радо, – он был искусным соблазнителем и приложил много стараний, чтобы увлечь девушку». Ведь по условиям конспирации ей следовало быть крайне разборчивой в знакомствах. Но тут – обаятельный, внимательный мужчина. К тому же под большим секретом Ганс намекнул: он антифашист, член подпольной группы Сопротивления. На самом деле Петерс состоял на негласной службе в гестапо и имел задание внедриться в советскую разведгруппу.

Молодые люди сблизились, Ганс стал бывать на квартире Маргариты. При нем она, конечно, на радиосвязь не выходила. Но в ее отсутствие Гансу ничего не стоило обшарить квартиру в поисках передатчика. И он, видимо, обнаружил его.

Роза слишком поздно поняла, что за ней следят, и рассказала об этом Шандору. Тот немедленно распорядился прекратить сеансы, передатчик спрятать, а Маргарите переехать к родителям в Базель. Первые два указания были выполнены в точности. А затем… Маргарита заперла свою квартиру и перебралась к Гансу! Он убедил ее, что у него ей будет безопаснее. Об этом девушка даже не поставила Шандора в известность

Тем временем германская контрразведка уже давно была обеспокоена размахом разведсообщений из Швейцарии. Но действовать открыто в нейтральной стране ей было опасно. Служба безопасности рейха по указанию Гиммлера потребовала от швейцарской полиции принять меры к прекращению деятельности «Красной тройки».

– Так в гестапо именовали нашу группу, – пояснял Радо. – Они имели в виду два радиопередатчика в Женеве и передатчик в Лозанне.
Первый «женевский» передатчик принадлежал Розе, второй – супругам Эдмонду и Ольге Хамель. На «лозаннском» передатчике работал Александр Аллен Фут.
Швейцарии откровенно пригрозили: германские дивизии обложили страну со всех сторон, и швейцарская полиция была вынуждена начать охоту на советских разведчиков.

С радиоквартирой Розы было просто – ее местоположение было уже известно. На пеленгацию второго передатчика потребовалось две недели. 13 октября 1943 года в полночь радистка Мауд Хамель поймала позывные Центра и начала передавать очередное сообщение. Полицейские ворвались в комнату, когда она держала палец на ключе. Но сигнала о провале Мауд передать не успела. На столике лежали шифровальная книга, тексты отправленных радиограмм, программа связи…

Примерно по такой же схеме 20 ноября был схвачен Александр Фут. (Его потом судил швейцарский суд, он отсидел меньше года. Перебрался в Москву, где прошел переподготовку в разведшколе, но после этого неожиданно перешел в английский сектор Западного Берлина и стал сотрудничать с англичанами). Заполучив шифры «Красной тройки», немецкие контрразведчики скоро прочли радиограммы, отправленные из Швейцарии. И когда на столы руководителей абвера легли сотни страниц расшифрованных донесений, те пришли в ужас. В советском Генштабе читали не только секретные директивы высших германских штабов, но и закрытые документы из ставки Гитлера!

Шандор обнаружил, что за ним следят. Центр запросил его: может ли он укрыться на два-три месяца? Обманув дежуривших у дома полицейских, Радо перебрался на другую квартиру. Его жена Елена легла в клинику, сыновей переправили к бабушке в горы.

Находясь в подполье, без помощников, без связи с источниками (а они почти все сохранились), без связи с Центром, Шандор понимал бесполезность своего пребывания в Швейцарии. Надо было перебираться в другую страну. Единственной подходящей была Франция: союзники уже открыли там второй фронт, а Париж был освобожден партизанами. Шел сентябрь 1944 года.

Москва умеет наградить

Логично предположить, что столь ценного работника Центр не мог оставить без работы и послевоенное время он провел в другом месте и под другим псевдонимом. Вовсе нет. В конце октября 1944 года Шандор и Елена добрались до Парижа, где Радо явился к советскому военному атташе. Последний донес в Центр: «второй друг» по кличке Дора прибыл из Женевы и ждет указаний. («Первый друг», Золя – тоже наш разведчик, работавший во Франции – В. Ш.). Москва сообщила: в Париж прибудет подполковник Новиков, который продолжит работу с «друзьями». По прибытии Новиков общался с Радо весьма холодно. Предложил написать отчет и вылететь в Москву. Опытный разведчик, Шандор понял: ему не доверяют. Однако подчинился и по подложным документам на советском самолете вылетел в СССР.

Еще шла война, потому самолет должен был лететь кружным путем: через Италию, Египет и Иран. В Каире Шандор уже не сомневался, что он находится под подозрением. Под предлогом посещения стоматолога Шандор вышел из гостиницы, но вместо зубоврачебного кабинета отправился в английское посольство, чтобы просить там покровительства. В ситуацию вмешалось советское посольство; англичане передали Радо египтянам – а те отправили его в лагерь для интернированных иностранцев. Шандор попытался покончить с собой.

Тем временем египетский МИД получил ноту о том, что советский гражданин И. Кулишер (таким было новое имя Радо) совершил уголовное преступление, и его требуется выдать СССР. Шандора доставили в Москву. Последовал арест, Особое совещание при министерстве госбезопасности, лагерь…

Радо был не единственным разведчиком, оказавшимся после войны в советских застенках. То же случилось, например, с Рашель Дюбендорфер (Хепнер), работавшей в резидентуре Шандора под псевдонимом Сиси. Весной 1944 года она и ее муж Пауль Бетхер были арестованы швейцарской полицией. Во время следствия Рашель, дабы не подставлять Москву, сказала, что работала на англичан. Этого, видимо, оказалось достаточным, чтобы уже советские органы обвинили ее и Пауля в шпионаже. В 1946 году супругов приговорили к 10 годам лишения свободы. Они вышли на свободу в 1956-м с решением о прекращении дела за отсутствием состава преступления, а затем были полностью реабилитированы. Рашель наградили орденом Красного Знамени, Пауля – орденом Отечественной войны 1-й степени.

…В тот день, когда в 1970-х годах мы встретились с Радо в Будапеште, он собирался зайти на местное кладбище. Он делал это каждый день по пути на работу. Знакомыми дорожками шел к могильной плите, на которой значилось: Елена Радо, урожденная Янсен, 1901-1958. Ставил свежие цветы и молча стоял несколько минут. Наверное, вспоминал, как познакомились, как поженились в 1923 году, прожили вместе тридцать пять лет. За эти три с половиной десятилетия было сколько разлук: Елена работала то в Москве, то в Берлине, то Париже. Несколько раз попадала под арест в разных государствах. Не раз смотрела смерти в глаза. Когда Шандора арестовали в Москве, она хотела приехать в СССР. Ее «успокоили»: не стоит, он скоро вернется. Это «скоро» тянулось восемь лет. Елена жила тогда в Париже, ее лишили венгерского гражданства, французы уволили с работы. И после того как Радо вернулся из советского лагеря в Будапешт, ей еще полгода не разрешали приехать в Венгрию.

Шандор Радо умер в сентябре 1981 года и похоронен рядом со своей Лени.

Будапешт-Москва

Материал восстановлен из архива. Возможно отличие от «бумажной версии».