Автор: Владимир ВОРОНОВ Совместно с:
01.09.2014
Как Политбюро уговаривало генерала Ярузельского переворот совершить
В четверг 10 декабря 1981 года Политбюро ЦК КПСС собралось на свое очередное заседание. Вопрос был один, в повестке дня не значившийся: о положении в Польше. Положение то было аховым: власть польских коммунистов – Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) – сыпалась на глазах, а главной силой польского общества становился независимый профсоюз «Солидарность». Сдача Польши «контрреволюции» для Кремля была, разумеется, неприемлема, посему вопрос обсуждали фактически лишь в плоскости выбора конкретного варианта силового решения, поскольку иных средств, кроме карательных, в кремлевских арсеналах и не водилось.
Все вертелось вокруг того, как понудить польских товарищей поскорее провести долгожданную операцию «Х» – ввести военное положение. Соль интриги в том, что эту акцию польские друзья Кремля должны были провести сами: вторжения советских войск планами не предусматривалось. Впрочем, они и без того уже стояли в Польше с 1945 года, однако задействовать своих солдат в операции «Х» Москва категорически не желала.
Польский вопрос был тогда для Кремля самым болезненным – после афганского. Неслучайно на заседании Политбюро 25 августа 1980 года решили даже создать специальную комиссию Политбюро ЦК по Польше, которой поручили «внимательно следить за складывающейся в ПНР обстановкой и систематически информировать Политбюро о положении дел в ПНР и о возможных мерах с нашей стороны». Ранее аналогичную комиссию Политбюро создавало по Афганистану – кончилось это, как известно, вторжением в Афганистан и затяжной кровопролитной войной. Осенью 1980 года председатель КГБ СССР Юрий Андропов, собрав у себя руководство разведки, недвусмысленно заявил: отныне необходимо «исходить из того, что лимит наших интервенций за границей исчерпан».
Проще говоря, наступив на афганские грабли, на сей раз кремлевские мудрецы сумели вовремя остановиться, поняв, что интервенции в Польшу, с одновременным ведением войны в Афганистане, Советскому Союзу уже не сдюжить. Тем паче иллюзий насчет отношения поляков к СССР в Кремле не питали, понимая: если за наведение порядка на улицах польских городов возьмется Советская армия, Войско Польское почти наверняка повернет оружие против нее.
При всем этом именно товарищи из Политбюро ЦК КПСС весьма и весьма настойчиво советовали своим польским друзьям пойти на военно-полицейское, карательное решение вопроса: немедленно ввести военное положение, временно ограничить все формальные права и свободы граждан, репрессировать руководителей оппозиции, и, главное, применив войска, силой подавить все забастовки, не останавливаясь ни перед применением огнестрельного оружия, ни перед пролитием крови. Но, мол, сделайте это все сами – руками своей армии, своего МВД, своей госбезопасности, а мы, если что, обязательно поможем…
Однако польские друзья, возмущался на заседании Политбюро 22 января 1981 года министр иностранных дел СССР Андрей Громыко, «несмотря на наши рекомендации, не хотят применить чрезвычайные меры, эта мысль по существу у них совсем отсутствует».
На словах вроде бы соглашаясь с доводами старших товарищей, что пора бы уже вывести Войско Польское из казарм, польские руководители откровенно тянули время, делая вид, что не понимают смысла введения военного положения. 2 апреля 1981 года Леонид Брежнев, отправляя Андропова и министра обороны СССР Дмитрия Устинова в Брест на встречу с польским руководством, напутствовал: «Надо будет им сказать, что значит введение военного положения и разъяснить все толком». Андропов: «Правильно, надо именно рассказать, что введение военного положения – это означает установление комендантского часа, ограниченное движение по улицам городов, усиление охраны государственных, партийных учреждений, предприятий и так далее». Так, ничего страшного, пустяки…
Итоги той встречи кремлевских старцев разочаровали. «Мы, – отчитывался Андропов, – […] сказали твердо польским товарищам, что противник на вас наступает». А «что касается военного положения, то можно было бы его ввести давно. Ведь что значит ввести военное положение? Оно бы помогло вам сломить напор контрреволюционных элементов, всякого рода дебоширов, раз и навсегда покончить с забастовками, с анархией хозяйственной жизни. Проект документа о введении военного положения с помощью наших товарищей подготовлен, и надо эти документы подписать».
Устинов не преминул удовлетворенно подтвердить, что «о планах введения чрезвычайного положения Юрий Владимирович говорил хорошо. Мы сказали, что надо подписать план, составленный нашими товарищами». Во! План военного переворота, оказывается, уже давно разработан – именно «нашими товарищами», а «польским товарищам» надо его лишь подписать – и машина завертится. Они же, не осознавая своего счастья, отчего-то упираются: «Как же мы будем подписывать эти документы, когда их надо проводить через сейм и так далее».
«Мы говорим, – напирал Андропов, – что никакого проведения через сейм не нужно, это документ, по которому вы будете действовать, когда будете вводить военное положение, а сейчас надо вам лично – т. т. Кане (тогдашний Первый секретарь ЦК ПОРП. – Прим. ред.) и Ярузельскому подписать с тем, чтобы мы знали, что вы с этим документом согласны […]». Разумеется, ничего подписывать поляки не стали: чай, не выжили еще из ума, чтобы самолично оформлять убойный компромат на самих себя, да еще преподнося его русским товарищам!
«Чтобы рассеять их боязнь относительно введения чрезвычайного или военного положения (это встрял уже Устинов), мы привели пример, что во многих странах, чуть только вспыхнет восстание или начинается какая-то неразбериха, вводится чрезвычайное или военное положение. Возьмите Югославию, появились демонстрации в Косово, они ввели военное положение, и никто об этом им ни слова не сказал». Интересно, кому он это разъяснял – генералу Ярузельскому, который в 1968 году командовал польскими войсками, принявшими участие во вторжении в Чехословакию, а в декабре 1970 года приказал войскам открыть огонь на поражение по бастующим на судоверфях в Гдыне и Гданьске? Это Ярузельский-то не знал, что такое военное положение и с чем его едят?!
«Почему поляки боятся ввести чрезвычайное положение, нам непонятно», – недоумевал Устинов. Зато Ярузельский прекрасно знал: прими он советский сценарий – ему и быть крайним. Власть он, безусловно, сохранить желал, и применение силы его не пугало, но ему было важно, чтобы все выглядело сделанным под советским прессингом и, главное, якобы для упреждения советского вторжения. Которое, как он прекрасно знал, даже не планируется. Что не мешало Ярузельскому время от времени делать Кремлю прозрачные намеки о его желательности: сами, мол, не справимся.
.jpg)
«Польские руководители поговаривают о военной помощи со стороны братских стран», – сообщал Андропов на заседании Политбюро 29 октября 1981 года. 10 декабря 1981 года на Политбюро вновь доложено, что Ярузельский надеется «на помощь других стран, вплоть до введения вооруженных сил на территорию Польши», а в отношении операции «Х» твердит, что, мол, «закон о введении военного положения можно будет вводить только после того, как он будет обсужден в сейме». И вообще, опять доложил председатель КГБ, Ярузельский «ставит вопрос, хотя и не прямо, о военной помощи».
Зубры Политбюро тут же просекли: товарищ Ярузельский – который нам, похоже, не совсем товарищ – просто хочет переложить ответственность за карательную акцию на Москву. Этого еще не хватало! «Мы не можем рисковать, – рубил Андропов. – Мы не намерены вводить войска в Польшу. […] А если на Советский Союз обрушатся капиталистические страны, а у них уже есть соответствующая договоренность с различного рода экономическими и политическими санкциями, то для нас это будет очень тяжело». Зрил в корень! «Никакого ввода войск в Польшу быть не может», – вторил ему Громыко.
«Пусть сами польские товарищи определяют, какие действия им предпринимать, – подытожил Устинов. – Толкать их на какие-то более решительные действия нам не следует. […] Если войска будут введены, то это будет означать катастрофу. Я думаю, у нас у всех здесь единодушное мнение, что ни о каком вводе войск речи быть не может». На сем и порешили. Три дня спустя хитрый Войцех Ярузельский ввел в Польше военное положение, а затем до последнего вздоха стоял на том, что этим, мол, предотвратил советское вторжение. Рассекреченные же документы советского Политбюро свидетельствуют: к введению военного положения Кремль польских коммунистов действительно подталкивал, но сам вторгаться в Польшу не собирался.
Автор:
Владимир ВОРОНОВ
Совместно с:
Комментарии