Виселицы на Майдане

Толпа Аплодировала, как на концерте Аллы Пугачёвой

  Слово «майдан» получает сегодня все более широкое применение, постоянно наполняясь новыми смыслами. Между тем это персидское слово, в XVIII веке пришедшее в украинский язык, ничего иного, кроме как «площадь», никогда не означало. А само место, сегодня именующееся Майданом Незалежности, издавна было известно киевлянам как Козье Болото, по названию тухлого водопоя для скотины. Постепенно застраиваемая, эта местность в 1830-х годах получила статус Крещатицкой площади – по наименованию проходившей рядом улицы. А в 1876 году, после того как здесь соорудили Гордуму, ее назвали Думской.

Зимой 1919 года площадь стала Советской, и на ней вместо снесенного памятника Столыпину сразу же установили гипсовый бюст Маркса работы скульптора Иосифа Чайкова. (Тем же летом Маркса разрушили части Добровольческой армии, ненадолго захватившие город, а нового – также гипсового, установленного в 1922 году, – снесли городские власти в начале 1930-х: непрочный материал разрушался, обезображивая строгие черты классика).
Дольше всего продержалось название площадь Калинина, присвоенное этой местности в 1935 году в честь 60-летия «всесоюзного старосты». Но в 1977 году, опять же в честь 60-летия, но уже не старосты, а Октябрьской революции – ее решили назвать так же, площадью Октябрьской Революции. По этому поводу на площади установили соответствующий монумент.
В 1991 году все снесли, а площадь снова переименовали – на этот раз в Майдан Незалежности.
Живописных символических событий Майдан помнит немало. На протяжении всего советского периода истории здесь проходили парады военной техники и войск, устраивались грандиозные первомайские демонстрации. 16 августа 1944 года по Киеву, как до этого по Москве, провели колонны пленных немцев. И дважды – в конце 1945-го и в начале 1946 года – проводились массовые экзекуции немецких военных преступников.
Свидетелем одной из таких казней стал советский композитор Владимир Шаинский, известный своим детским песенным репертуаром. В специальном интервью для «Совершенно секретно» он рассказал некоторые подробности увиденного. Что же касается иллюстраций к тексту, они были приобретены мною осенью 2013 года на Андреевском спуске у одного из торговцев антиквариатом. Автор их, судя по подписям на фото, был киевским корреспондентом фотохроники ТАСС.

Владимир Шаинский: зрители были в безумном восторге

Призвали меня в сорок третьем. Первый год я служил в частях связи в тылу. Но по дороге на фронт нас отправили во Владимирскую область, в учебный артиллерийский полк. Там, в районе города Коврова, были сплошные военные заводы. А кто там работал? Одни девчонки. Шагаешь по улице – а со всех сторон, из всех окон несется: «Эй, солдатик, иди к нам!»
Там, под Владимиром, меня взяли в духовой оркестр, и на фронт в итоге я так и не попал. Хотя, как и другие, писал заявления командиру части с просьбой отправить на передовую. Но получил торжественный отказ. Помню, мы в сорок четвертом даже бежать на фронт собирались.
После войны я был свидетелем того, как в Киеве вешали немецких военнопленных из числа эсэсовцев. Самых отпетых зверюг, которые проявили себя особой жестокостью к мирному населению на территории Украины в годы оккупации. Это было на площади Калинина. Прежде она называлась Думской, а еще раньше – Крещатицкой. Теперь это Майдан Незалежности. Я особенно запомнил шестерых: один генерал, в форме, совсем седой, коротко стриженный, четыре офицера и один здоровый молодой эсэсовец лет двадцати. Они были очень аккуратно одеты. Думаю, их не предупреждали о предстоящей казни, а сказали, что просто ведут на какое-то построение. Собралось много народу. Немцев вывели на помост, построили у виселицы, накинули на шеи петли. Когда они в конвульсиях заболтались на веревках, толпа начала аплодировать. Буквально так же дружно, как это бывает на выступлениях Аллы Пугачёвой… А мальчишки, стоявшие прежде в первых рядах, как в амфитеатре или партере, прорвались сквозь оцепление, вскочили на виселицу, повисли на ногах у еще полуживых и начали раскачиваться: туда-сюда, туда-сюда… Зрители были в каком-то безумном восторге и хлопали в ладоши…
Я был очень расстроен тем, что стоял далеко от площади, так как тоже не возражал бы покачаться на этих повешенных гадах. Короче говоря, когда все закончилось и осталось только оцепление, я, расстроенный, пошел домой. Надо было все-таки отдохнуть и прийти в себя после увиденного – не часто удается наблюдать вот такую экзекуцию, торжество справедливости, когда за преступлением следует вот такое зримое, неумолимое наказание.
Вечером решил прогуляться по родному мне Киеву. Ходил-бродил. Даже, помню, с девушкой какой-то познакомился и допоздна с ней гулял по городу. А потом… Потом, проводив ее до дома, я отправился в обратный путь и вдруг понял, что заблудился. Погода была отвратительная, моросил дождь, туман… На расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Я долго петлял по улицам и вдруг обнаружил себя на той самой площади Калинина, где накануне состоялась казнь. Было совсем поздно, второй час ночи, милицейское оцепление уже сняли. И вот, представляете сцену: ночь, моросит мелкий противный дождь, никого на площади нет – только я один и повешенные болтаются. Ну и тут я решил не отставать от тех мальчишек. Чем я хуже!.. Уже было холодно, и трупы были подмерзшие. Покачался я сначала на генерале. На нем были очень хорошие ботинки… Потом на офицерах. У них на ногах были отличные тонкие сапоги. А у солдата – обычные, кирзовые, как и у меня самого.
Будь я помоложе и останься в Киеве – все… Оккупацию я не пережил бы: евреев в живых не оставляли. Мою бабушку, которой тогда было 75 лет, расстреляли в Бабьем Яру. Она ведь еще в 1918 году пережила немецкую оккупацию Украины. Но тогда немцы были другими. Как и все пожилые люди, знавшие полунемецкий идиш и вежливых солдат кайзеровской армии, она говорила: «Немцы с нами ничего не сделают, ведь это культурная нация. На зло они не способны». В 1941 году она совершенно сознательно отказалась от эвакуации и, конечно, погибла.
Потом на Украине говорили уже по-другому: «Немцы пришли – гут. Евреям капут, цыганам тоже, украинцам позже». На устах у многих были еще и такие слова: «Евреями растворяют, а замешивать будут на украинцах».
Поскольку здесь было много людей, состоявших в так называемых смешанных браках, вместе с женщинами-еврейками на Бабий Яр пришли их украинские или русские мужья, а мужчин-евреев сопровождали их украинские или русские жены. Они хотели разделить со своими близкими судьбу «переселенцев». И разделили…
Вот такие страшные воспоминания о Майдане сохранились у доброго детского композитора Владимира Шаинского. А в конце февраля этого года «автомайдановцы» установили виселицу напротив здания городской администрации в Черкассах. Призывы же «вешать москалей» для экстремистов – обычное дело. Но чем кончаются преступные действия фашистов, нам известно…

СПРАВКА

(Фото: Владимир Савостьянов/ИТАР-ТАСС)

Шаинский Владимир Яковлевич родился 12 декабря 1925 года в Киеве. Во время войны, после эвакуации, окончил первые два курса Ташкентской консерватории. В 17 лет был призван на воинскую службу. После демобилизации в 1945 году поступил на 3-й курс оркестрового факультета Московской консерватории по классу скрипки. В 1949 году получил диплом по специальности «солист-скрипач, педагог». До 1951 года – артист оркестра Утесова. С 1952 по 1962 год – преподаватель музыкальной школы и оркестровщик для эстрадных оркестров. В 1962–1965 годах – студент Бакинской консерватории по классу композиции.
Написал более 300 популярных песен. Среди них: «Дрозды», «Береза белая», «Уголок России», «Багульник», «Когда цвели сады», «Белые крылья», «Не плачь, девчонка», «Идет солдат по городу», «Цыганский хор», «Песенка Крокодила Гены», «Улыбка», «Через две зимы», «Кузнечик», «Антошка», «Про папу», «Пропала собака», «Облака», «Мамонтенок», «Любви негромкие слова»… Автор десятков мелодий из любимых художественных и мультипликационных фильмов. Среди них: «Анискин и Фантомас», «Завтрак на траве», «Школьный вальс», «Финист – ясный сокол», «Пока бьют часы», мультфильмы «Чебурашка», «Шапокляк», «Катерок», «Крошка Енот», «Трям, здравствуйте!»…