НОВОСТИ
Два фигуранта дела о теракте в «Крокусе» обжаловали свой арест
ЭКСКЛЮЗИВЫ
30.01.2024 20:29 НЕ ЗА ЛЮДЕЙ
91134
12.12.2023 08:43 ПОЙМАТЬ МАНЬЯКА
21755
02.11.2023 08:35 ТРУДНОЕ ДЕТСТВО!
22571
16.10.2023 08:30 ТЮРЕМНЫЕ ХРОНИКИ
25182
13.10.2023 09:14 КОВАРНЫЙ ПЛАН
23505
sovsekretnoru
СПЕЦОТДЕЛ «KRIMTATAREN»

СПЕЦОТДЕЛ «KRIMTATAREN»

СПЕЦОТДЕЛ «KRIMTATAREN»
Автор: Олег РОМАНЬКО
Совместно с:
16.11.2014
 
КАК КРЫМСКО-ТАТАРСКИЕ НАЦИОНАЛИСТЫ СТАЛИ РАЗМЕННОЙ МОНЕТОЙ В БОРЬБЕ МЕЖДУ ВЛАСТНЫМИ СТРУКТУРАМИ ТРЕТЬЕГО РЕЙХА
 
«Совершенно секретно» продолжает цикл публикаций о самом драматичном периоде истории Крыма – немецкой оккупации полуострова в годы войны. Одним из наиболее интересных ее эпизодов стало сотрудничество крымско-татарских эмигрантов с военно-политическим руководством Третьего рейха, которое, как в капле воды, отразило все противоречия его «восточной» политики. Немцы отказывались пускать лидеров националистов на полуостров, те, в свою очередь, в тайне от берлинских покровителей разрабатывали планы дальнейших действий на случай поражения Германии в войне.
 
После окончания Гражданской войны в России некоторая часть крымско-татарских антикоммунистов была вынуждена отправиться в эмиграцию. Они осели в Польше, Румынии и Турции, где продолжали заниматься политической деятельностью. В октябре 1941 года несколько крымско-татарских эмигрантов написали меморандум во внешнеполитический отдел нацистской партии, руководителем которого являлся известный нацистский идеолог Альфред Розенберг. В этом меморандуме они, со ссылками на татарско-германское сотрудничество 1918 года, излагали свое видение будущей судьбы Крымского полуострова. В их планах он должен был стать союзным Третьему рейху татарским государством.
 
В ноябре 1941 года пронемецки настроенный турецкий генерал Хюсню Эркилет обратился с письмом к послу Германии в Турции Францу фон Папену, в котором попросил дать въездную визу двум крымско-татарским политическим активистам – проживавшим соответственно в Турции и Румынии Эдиге Кырымалю (бывшему члену «Прометея») и Мустеджибу Улькюсалю. В своем письме турецкий генерал так охарактеризовал их: «Это весьма надежные люди. Прошу послать их обоих в Крым и использовать там в общих германо-турецких интересах. Они не владеют немецким языком, но хорошо говорят по-русски». В декабре 1941 года оба активиста прибыли в Берлин, где попытались вступить в контакт с германскими властями. Всего между Кырымалем и официальными представителями рейха состоялось несколько встреч, в ходе которых обсуждалось множество вопросов. Главный из которых – будущая судьба независимого Крыма.
 
Крымско-татарские националисты просили немецких чиновников дать гарантии, что такая независимость в принципе возможна, но так ничего вразумительного и не добились. Кроме этого, Кырымаль и Улькюсаль попытались получить разрешение на посещение лагерей военнопленных на территории южной Украины и в Крыму, где могли содержаться крымские татары. В этом случае немцы отказали сразу, сославшись на карантин. Правда, позднее и с разрешения Розенберга им удалось побывать в Польше, Литве и Белоруссии, где мусульманское население также было весьма многочисленным. Еще одним результатом поездки в Берлин стало то, что этим эмигрантам, пусть и неофициально, удалось заложить основы для будущего представительства крымских татар в Германии.
 
ОТ БЕРЛИНСКОГО ШТАБА – К КРЫМСКО-ТАТАРСКОМУ ЦЕНТРУ
 
А представлять было кого. В декабре 1941 года на территории оккупированного Крыма начался процесс создания мусульманских комитетов – этнических коллаборационистских организаций с представительскими функциями. При их создании декларировалось, что руководство и члены этих комитетов будут отстаивать интересы крымских татар перед лицом новой власти, помогать неимущим и возрождать мусульманскую духовность. Однако на деле эти организации стали главными помощниками оккупантов в борьбе с партизанами. Через них шла вербовка добровольцев в крымско-татарские коллаборационистские формирования и психологическая обработка населения.
 
Мусульманские комитеты были созданы во всех крупных городах и районах Крыма. Интересно, что немцы запретили создавать главный комитет, который бы являлся руководящей инстанцией для всех остальных. Но столичный, Симферопольский комитет выполнял такие функции негласно. Вся деятельность этих организаций протекала под полным контролем шефа крымской полиции безопасности и СД, который настоятельно рекомендовал их руководителям заниматься только хозяйственными и гуманитарными вопросами и всячески избегать политики. Однако на практике это не всегда получалось, что приводило к конфликтам между крымско-татарскими националистами и оккупантами. Явно был нужен посредник, на роль которого и претендовали берлинские эмигранты.
 
Однако весь 1942 год прошел у Кырымаля в решении организационных вопросов и укреплении позиций крымско-татарского представительства. За это время произошли значительные изменения. Улькюсаль покинул своего соратника и вернулся в Румынию. Поэтому Кырымалю срочно пришлось искать себе нового заместителя. Весной 1942 года им стал еще один эмигрант – Абдулла Сойсал.
 
Помимо этого, берлинское представительство выросло количественно: теперь в его составе было уже двенадцать человек. Стали более ясными и ближайшие цели, которые эта группа ставила перед собой. Во-первых, Кырымаль собирался добиваться облегчения участи крымско-татарских военнопленных и «восточных рабочих», вывезенных в Германию. Во-вторых, берлинское представительство вынашивало проекты по изменению демографической ситуации в Крыму. Чтобы увеличить процент татарского населения, Кырымаль и его люди планировали осуществить перемещение на полуостров мусульманского населения из Литвы, Белоруссии и Румынии. Наконец, в третьих, следовало наладить связь с татарской общественностью на территории Крыма.
 
Зная эти цели берлинского представительства, немцы более года запрещали его членам посещать полуостров. И первым, кто выступал категорически против таких поездок, был генеральный комиссар Крыма Альфред Фрауэнфельд. Его очень беспокоили политические амбиции берлинских эмигрантов. Также ему явно не нравились их переселенческие планы, поскольку среди нацистского партийного руководства Фрауэнфельд был одним из главнейших сторонников будущей германизации полуострова. Тем не менее в июле 1942 года он был вынужден сообщить Кырымалю, что признает его «штаб, как полномочное представительство крымских татар», но не более чем в сфере экономических и гуманитарных вопросов. Следует сказать, что на согласие Фрауэнфельда повлияла позиция профессора Герхарда фон Менде, который в Министерстве по делам оккупированных восточных областей или «Восточном министерстве» занимался тюркскими и кавказскими народами, и, как и его шеф Розенберг, слыл большим другом всех, кого «угнетал русский империализм».
 
В ноябре 1942 года Кырымаль и его команда получили, наконец, разрешение приехать в Крым. Целью их визита была встреча с представителями местной крымско-татарской общественности. Поэтому уже 16 декабря, после согласования этого вопроса с местным начальником полиции безопасности и СД, берлинская делегация провела совместное заседание с членами Симферопольского мусульманского комитета. Кырымаль и его коллега Абдул-Халим Балич информировали актив комитета о работе своего представительства и сообщили о полученном разрешении на переселение в Крым 25 тысяч татар. Причем 600 из них, главным образом сельскохозяйственные и технические специалисты, были уже наняты и готовы к переезду. Руководство комитета полностью одобрило деятельность берлинского штаба и признало его руководящую роль. А оба докладчика были избраны членами этой организации.
 
Следует признать, что это заседание стало огромным тактическим успехом Кырымаля и его команды. Теперь они могли с полным правом говорить немцам, что представляют не только эмигрантов, но и весь крымско-татарский народ: большой плюс, которым еще не могло похвастаться ни одно из национальных представительств. Эта поездка и ее результаты привели к тому, что теперь «Восточное министерство» де-юре подтвердило то, что фактически уже существовало. Штаб Кырымаля был признан единственным представителем интересов крымско-татарского народа и стал теперь официально именоваться крымско-татарский национальный центр. Это произошло в январе 1943 года. А уже в ноябре того же года при министерстве был создан специальный крымско-татарский отдел (Krimtataren Leitstelle), руководитель которого доктор Рихард Корнельсен должен был давать указания Кырымалю и его людям.
 
На фото: ЛИЧНЫЙ СОСТАВ КРЫМСКО-ТАТАРСКОГО БАТАЛЬОНА SCHUMA. КРЫМ, ОСЕНЬ 1942 Г.
Фото: istina.org
 
МЕМОРАНДУМ АМЕТА ОЗЕНБАШЛЫ
 
Давая разрешение на создание Крымско-татарского национального центра, Розенберг полагал, что члены этой организации будут строго следовать немецким инструкциям и проявлять инициативу только в рамках дозволенного. Тем не менее Кырымаль практически сразу начал действовать самостоятельно, часто ставя своих берлинских покровителей перед лицом свершившихся фактов. Это привело к целой серии конфликтов между различными инстанциями Третьего рейха. И первый из таких конфликтов возник на почве взаимоотношений двух центров национального движения – в Крыму и Германии.
 
Еще до приезда Кырымаля на полуостров, в апреле 1942 года, группа руководителей Симферопольского мусульманского комитета (Джемиль Абдурешидов, Ильми Керменчиклы и Гжик Аппаз) разработали новый устав и программу деятельности этой организации. В целом эта программа предполагала создание татарского государства под протекторатом Германии, формирование своей армии и выборы национального парламента. Эти документы были поданы на рассмотрение в Берлин, однако их утверждения не произошло.
 
После установления контакта с берлинским центром лидеры Симферопольского мусульманского комитета попытались еще раз поднять вопрос о политическом статусе Крыма. И эта вторая попытка связана с именем Амета Озенбашлы – знаковой фигуры крымско-татарского национального движения периода Русской революции. Война застала Озенбашлы в Павлограде, где он проживал в ссылке, работая врачом-невропатологом. Летом 1942 года несколько представителей Симферопольского комитета навестили Озенбашлы. Как нетрудно догадаться, их целью было пригласить его в Крым. И националисты, и немцы (с разрешения которых была предпринята эта поездка) понимали, что, пожалуй, во всем СССР нет больше такого влиятельного крымско-татарского лидера. При этом и члены комитета, и оккупанты преследовали совершенно разные цели. Последние хотели воспользоваться авторитетом Озенбашлы среди крымских татар и тем самым как бы освятить свою политику на полуострове. По их замыслам призыв к сотрудничеству с немцами со стороны такого человека не оставил бы равнодушным никого.
 
Националисты в принципе хотели того же, но совершенно для противоположных целей: с помощью такого авторитетного лидера, каким являлся Озенбашлы, они надеялись получить от немцев больше политических свобод. Правда, по свидетельствам современников, этот опальный политический деятель был принципиальным противником сотрудничества с оккупантами в той форме, в какой это ему предлагалось. Поэтому, он особенно и не спешил в Крым. Члены комитета и немцы настаивали. Чтобы как-то успокоить их, а заодно и проверить степень немецкой готовности идти на уступки, Озенбашлы в ноябре 1942 года написал свой меморандум, в котором изложил программу сотрудничества между Германией и крымскими татарами.
 
В этом меморандуме он, помимо всего прочего, потребовал признать последних коренным народом на полуострове и народом – союзником Третьего рейха. Чтобы исправить вековую несправедливость, всем крымским татарам, которые находились в изгнании, разрешалось возвращение на родину. Те же, кто уже проживал в Крыму, могли получить обратно свои земельные наделы, отобранные в период коллективизации. Но главное, чего добивался Озенбашлы, было создание религиозного и национального центра, который бы пользовался доверием у народа. Автор меморандума считал, что немцы просто обязаны согласиться с его требованиями, так как свои права крымские татары уже давно оплатили кровью, пролитой за Германию в 1917–1918 и 1941–1942 годах.
 
В феврале 1943 года этот меморандум при помощи Кырымаля был передан во все основные немецкие инстанции, которые занимались «восточной политикой». Берлинские татары приложили массу усилий, чтобы этот документ прочитало как можно больше чиновников. Однако результат оказался нулевым. Не стал меморандум известен и на территории Крыма. Местный начальник полиции безопасности и СД счел «более благоразумным» не распространять его на полуострове. Правда, складывается впечатление, что Озенбашлы сам добивался для своего детища именно такой судьбы. И дальнейшие события показали это очень хорошо.
 
В августе 1943 года опальный крымско-татарский деятель все-таки приехал в Крым. И здесь его планы направить крымско-татарский народ по некоему «третьему пути» приобрели более конкретные очертания. Находясь в Бахчисарае по случаю празднования Курбан-байрама (октябрь 1943 года), Озенбашлы получил приглашение от местного мусульманского комитета выступить с речью перед собравшимся народом. И члены этого комитета, и присутствовавшие на собрании немцы думали, что он будет призывать татар к полному сотрудничеству с Германией.
 
Однако на деле получилось иначе. Хоть и в завуалированной форме, Озенбашлы, опираясь на исторические примеры, призвал крымских татар думать прежде всего о своих национальных правах. От позиции же, которую занимали коллаборационисты из комитетов, он в целом предостерег. Известно, что после собрания Озенбашлы домой уже не вернулся: опасаясь репрессий со стороны СД, он тайно выехал в Одессу, которая находилась в зоне румынской оккупации, а оттуда – в Румынию. Здесь этот политик оставался до конца войны, когда был арестован советскими органами госбезопасности.
 
ИГРЫ ВОКРУГ КРЫМСКОГО МУФТИЯТА
 
«Прокол» с Озенбашлы дорого стоил Кырымалю и его людям. Они настроили против себя не только СД, но и военные власти, которые играли ведущую роль в осуществлении оккупационного режима на территории Крыма. Правда, по  не понятным до конца причинам Кырымаль не оставлял надежд привлечь Озенбашлы к более активному сотрудничеству. Но уже в другой, религиозной сфере. Речь идет о попытке воссоздания крымского муфтията. В данном случае события развивались следующим образом.
 
Известно, что германское военно-политическое руководство в целом очень лояльно относилось к исламу, стараясь сделать мусульман своими союзниками в борьбе против СССР и Англии. А на некоторых оккупированных территориях Советского Союза «исламский фактор» стал одним из инструментов национальной политики нацистов. Например, на Северном Кавказе и в Крыму местные оккупационные власти всячески способствовали его возрождению (открытие мечетей, помощь в подготовке духовенства и т. п.). Но одновременно оккупанты препятствовали избранию высшего мусульманского духовенства – муфтиев. Причины такой политики были очевидны – нежелание создавать центр, который из духовного неминуемо бы стал политическим. Но, например, крымско-татарские националисты просто не желали этого замечать, что впоследствии и привело к такому негативному результату. После оккупации Крыма они стали поднимать перед немецкими властями вопрос об избрании муфтия.
 
Интересно, что крымско-татарские националисты не были одиноки в своих усилиях и имели достаточно влиятельных союзников в германских политических кругах. Один из них – уже упоминавшийся Герхард фон Менде – так аргументировал положительные стороны появления прогермански ориентированного муфтия на Крымском полуострове: «Исламский мир – это единое целое. Поэтому шаг Германии навстречу мусульманам на Востоке неминуемо вызовет соответствующие настроения у всех мусульман». Наконец, за скорейшее избрание крымского муфтия выступал и Хаджи Амин аль-Хусейни – пронацистски настроенный Великий муфтий Иерусалима, надеявшийся таким образом сосредоточить всю мусульманскую активность в своих руках.
 
Первые два года войны просьбы националистов оставались в целом без внимания. В октябре 1943 года ситуация изменилась коренным образом: советская власть отошла от воинствующей антирелигиозной политики и разрешила избрать муфтия всех советских мусульман, резиденцией которого стал Ташкент. Первыми на это событие отреагировали в «Восточном министерстве». Руководитель крымско-татарского отдела Корнельсен и фон Менде подготовили меморандум, в котором германскому военно-политическому руководству предлагалось предпринять следующие ответные шаги: «Чтобы более эффективно противостоять этой большевистской инициативе, которая, как показывают события, оказала огромное влияние на мусульманский мир, мы со своей стороны должны делать все для активной борьбы с ней. Необходимо немедленно сделать ответный ход и показать, что выборы ташкентского муфтия являются нелегитимными, а сам он – не более чем марионетка в руках Москвы».
 
Наиболее же эффективной формой противодействия, как казалось авторам меморандума, может быть только созыв конгресса высших духовных мусульманских лиц Крыма, Кавказа, Туркестана и Поволжья. После конгресса планировались выборы муфтия Крыма, которые, правда, предполагалось сделать не более чем фикцией, так как кандидата на этот пост Корнельсен отобрал заранее. Новым духовным лидером крымских мусульман должен был стать Амет Озенбашлы, который в тот момент находился уже на территории Румынии.
 
После некоторой доработки меморандум был передан на рассмотрение в верховное командование сухопутных войск, в ведении которого находилась оккупационная администрация на территории Крыма. Проект смотрелся весьма заманчиво, однако армейское руководство решило его заблокировать. Уже одно упоминание Озенбашлы убедило немецких генералов в том, что будущий муфтият – это не более чем очередной центр для политической активности и интриг крымско-татарских националистов. Кроме того, Крым в этот период уже представлял собой «осажденную крепость», а создание на его территории мусульманского духовно-политического центра могло только обострить межнациональные отношения. Наконец, по мнению Командующего войсками вермахта в Крыму генерал-полковника Эрвина Йенеке, татары попросту «не заслуживали такой чести». В одном из его писем Розенбергу от 28 февраля 1944 года он прямо указывал, что «создание какого-либо местного правительства только на мусульманской основе или воссоздание муфтията в Крыму являются неприемлемыми. Согласие же с таким мнением означало бы полный разрыв со всей предыдущей политикой».
 
Естественно, что такой вердикт означал конец проекта по воссозданию крымского муфтията, даже несмотря на то, что разговоры о нем сотрудники Розенберга продолжали вести до осени 1944 года. Здесь можно добавить, что именно Кырымаль уговаривал Озенбашлы принять сан муфтия. Для этого он специально летал в Бухарест, но так и не смог ничего сделать, чтобы убедить старого националиста встать на пронемецкие позиции.
 
В ЖЕРНОВАХ «БОРЬБЫ ПОЛНОМОЧИЙ»
 
История с крымским муфтиятом закончилась ничем, и ничего, кроме обострения отношений крымско-татарских националистов с германской военной администрацией на полуострове, не принесла. Однако сама борьба «за» муфтият или «против» него между ведомством Розенберга и вермахтом была не единственной причиной такого обострения.
 
В октябре 1943 года руководству крымской полиции безопасности и СД попал в руки некий документ, подготовленный группой членов Симферопольского мусульманского комитета. Это была программа, которая представляла собой варианты действий крымско-татарских националистов на случай того, проиграет или выиграет войну гитлеровская Германия.
 
Следствие показало, что эту программу подготовили активисты, близкие к Озенбашлы, который относительно недавно покинул полуостров. И, разумеется, доверия к крымско-татарским националистам со стороны оккупационной администрации он не добавил.
 
Еще одна конфликтная ситуация возникла из-за действий Кырымаля, направленных на спасение крымско-татарского националистического актива. Наступал 1944 год и все понимали, что рано или поздно Красная Армия освободит полуостров. Поэтому, чтобы как-то приободрить местных коллаборационистов, Кырымаль сообщил им, что после ухода вермахта все татары будут эвакуированы со всем своим имуществом. Это заявление он согласовал только с Корнельсеном, совершенно «забыв» поставить в известность другую заинтересованную сторону – штаб генерал-полковника Эрвина Йенеке.
 
Реакция на такую оплошность последовала незамедлительно. Йенеке обратился к своему непосредственному начальнику – командующему группой армий «А» и попросил его довести до сведения подчиненных Розенберга следующую информацию: по всем вопросам эвакуации из Крыма необходимо обращаться исключительно в военные инстанции. Запрашивать об этом следует, сохраняя по возможности строгую секретность, и не делать из этой чисто военной акции пропагандистского мероприятия.
 
Помимо общей неприязни руководства вермахта к политической активности крымских татар, эту позицию Йенеке также можно объяснить еще и тем, что в этот период он вынашивал планы по созданию местного крымского правительства. Кырымаль же своим обращением заранее перечеркивал весь эффект от этого мероприятия. Тем не менее в конце концов ему удалось договориться об эвакуации 60 активистов, 20 из которых сразу стали сотрудниками берлинского крым­ско-татарского отдела. Еще около 2 тысяч (в основном бойцы полицейских формирований) были вывезены морем после начала боев за полуостров и размещены в Румынии.
 
На фото: АМЕТ ОЗЕНБАШЛЫ
Фото из архива автора
 
ЗАПОЗДАЛОЕ ПРИЗНАНИЕ
 
К осени 1944 года Эдиге Кырымаль остался единственным лидером крымско-татарского национального движения, которого признавала Германия. Однако фактически он уже никого не представлял: Крым был освобожден, а численность крымско-татарских добровольцев в германских вооруженных силах и «восточных рабочих» на территории Германии измерялась несколькими тысячами человек. Но даже в таких условиях ключевым пунктом программы Кырымаля была полная независимость полуострова. Эта позиция привела его в ноябре 1944 года к конфликту с движением генерала Андрея Власова. Не без влияния Розенберга члены Крымско-татарского национального центра и целого ряда других национальных организаций отказались присоединиться к Комитету освобождения народов России, который возглавлял этот бывший советский генерал.
 
Находясь в Германии, Кырымаль стал активно пропагандировать идею так называемого тюркского единства. То есть крымские татары не только должны были получить свободу и независимость, но еще и ощутить себя частью «единого тюркского мира». Поэтому, в противоположность немецкой прессе, которая продолжала называть крымских татар крымскими татарами, Кырымаль и его сотрудники стали употреблять термин «крымские тюрки». С такими идеями он неоднократно выступал на страницах своей новой газеты Kirim («Крым»), первый номер которой вышел в Берлине 25 ноября 1944 года.
 
Не имея значительных человеческих ресурсов, Крымско-татарский национальный центр тем не менее принимал участие в военных усилиях нацистской Германии на заключительном этапе войны. Так, его сотрудники оказывали помощь при создании боевой группы «Крым» Восточно-тюркского соединения войск СС – добровольческого формирования, организованного из представителей мусульманских народов Советского Союза. Эта помощь заключалась главным образом в пропагандистской подготовке личного состава соединения. К началу 1945 года, по словам Кырымаля, на всех командных постах боевой группы «Крым» находился исключительно «татарский офицерский корпус».
 
Наконец 17 марта 1945 года Альфред Розенберг сделал от имени правительства Третьего рейха официальное заявление, в котором Крымско-татарский национальный центр признавался «единственным политическим и дипломатическим представителем крымско-татарского народа». Председателем по-прежнему оставался Кырымаль, а вот состав его команды полностью менялся. Новые двенадцать членов должны были представлять все общественные слои крымско-татарского народа, а не только эмигрантов. Обновленная организация начала свою официальную деятельность в апреле 1945 года с заявления о том, что теперь ее главной политической целью является борьба за национальное и политическое освобождение крымских татар. Но, как признает даже сам Кырымаль, в условиях военного поражения Германии «перспективы этой борьбы были весьма сомнительны». А само признание оказалось обычной фикцией. Предстояла работа в условиях эмиграции.
 
Запоздалое политическое признание организации Кырымаля является фактически главным итогом сотрудничества крымско-татарского национального движения с руководством Третьего рейха. И итог этот следует признать явно малоутешительным. С точки зрения исламской политики нацистов, их благосклонного отношения к тюркским народам, а также в свете русофобских концепций Розенберга, его лидеры вполне могли рассчитывать на большее. Тем не менее вся история взаимоотношений нацистского военно-политического руководства с национальным движением крымских татар свидетельствует о том, что оно не рассматривало их в качестве равноправного союзника.
 
И мусульманские комитеты на территории полуострова, и организация на территории Германии были нужны немцам прежде всего как инструмент оккупации, национальной политики или пропаганды, при помощи которого они собирались влиять на основную массу татарского населения (и нетатарского тоже) в тех или иных целях. Еще одной стороной существования крымско-татарских организаций было их незавидное положение «разменной монеты» в «борьбе полномочий» между различными властными структурами Третьего рейха. Естественно, что в такой ситуации все надежды националистов на создание независимого государства и его атрибутов (парламент, правительство, армия и т. п.) оказались весьма призрачны, а крымско-татарский народ заплатил очень высокую цену за политическую недальновидность и просчеты своей элиты.
 

Автор:  Олег РОМАНЬКО
Совместно с: 

Комментарии



Оставить комментарий

Войдите через социальную сеть

или заполните следующие поля



 

Возврат к списку