НОВОСТИ
По делу замминистра обороны Иванова арестован предполагаемый взяткодатель
ЭКСКЛЮЗИВЫ
30.01.2024 20:29 НЕ ЗА ЛЮДЕЙ
94719
12.12.2023 08:43 ПОЙМАТЬ МАНЬЯКА
25830
02.11.2023 08:35 ТРУДНОЕ ДЕТСТВО!
26230
16.10.2023 08:30 ТЮРЕМНЫЕ ХРОНИКИ
28950
13.10.2023 09:14 КОВАРНЫЙ ПЛАН
27178
sovsekretnoru
ТРЕХЛИНЕЙКА

ТРЕХЛИНЕЙКА

ТРЕХЛИНЕЙКА
Автор: Владимир ВОРОНОВ
Совместно с:
28.07.2014
ПРАВДА И МИФЫ О ЛЕГЕНДАРНОЙ ВИНТОВКЕ МОСИНА
 
Сто лет назад началась Первая мировая война – ее нередко именуют и «первой войной техники»: именно тогда на поле боя появились танки, химическое оружие, огнеметы, вовсю разгулялась авиация, артиллерия обрела совершенно новое качество. Но это не отменило для миллионов пехотинцев необходимость идти в бой с винтовкой наперевес: солдат с винтовкой ставил последнюю точку в бою, потому именно это оружие и было основным у всех сражающихся армий.
 
Авторы оружейных публикаций советского разлива в своих публикациях неизменно снабжали отечественную трехлинейную винтовку сочными эпитетами: «непревзойденная», «лучшая в мире», «не имевшая аналогов», «превосходящая все иностранные аналоги»… Специалисты же, имевшие за своими плечами реальный военный опыт, в оценках более сдержанны: по своим боевым качествам винтовки всех воюющих армий той поры были практически на одном уровне, и трехлинейка вписывалась в их ряд. Но уж точно не в его верхнюю строку – относить винтовку к числу лучших не стоит.
 
ЛЕГЕНДАРНАЯ И НЕПОБЕДИМАЯ?
 
К началу Первой мировой войны недостатки трехлинейки хорошо были известны по опыту участия русских войск в карательном походе 1900 года по подавлению Боксерского восстания в Китае и, главное, Русско-японской войны: громоздка, неудобна для носки и в обращении, плохо сбалансирована, неудобная шейка ложи приклада. Да еще и не слишком удачная рукоять затвора, к тому же расположенная так, что при передергивании затвора приклад все время приходилось отрывать от плеча – сбивая прицел и замедляя саму перезарядку. Сам затвор открывался с чрезмерным усилием, ход спускового крючка – тяжелый и длинный, мешающий меткости стрельбы. Неудобный предохранитель – его надо было включать/отключать, отнимая приклад от плеча. А вот у винтовки Маузера это можно было делать, не меняя положения оружия, – большим пальцем правой руки. Да и живучесть предохранителя оказалась низкой. Шомпол держался непрочно и часто выпадал, антабки для ремня пехотной винтовки расположили неудачно, и носить винтовку на ремне было неудобно.
 
Ствольная накладка нередко выпадала или разбивалась при ударе, деформировалась слабая рамка прицела, нередко страдала и мушка – кольцевым предохранителем ее защитили лишь в 1930 году. Еще трехлинейка была заметно тяжелее аналогов – 4,6 кг со штыком, который всегда должен был носиться примкнутым! Уж умолчим про «удобство» постоянного ношения оружия, длина которого с примкнутым штыком 1738 мм! А без штыка – никак: по уставу он всегда должен был быть примкнут, поскольку именно с ним винтовка и приводилась к нормальному бою, или, как выражаются в обиходе, была пристреляна. Потому без штыка она весьма и весьма сильно «мазала». Но крепление штыка довольно быстро ослабевало, он начинал болтаться и шататься, снижая кучность боя.
 
В общем, удобство обращения и эргономика строго укладывались в рамки национальной оружейной идеи: делать надо надежно, но просто – чтоб неумехи от сохи не сразу сломали, и, главное, ценою подешевле. Неслучайно после Первой мировой войны за рубежами бывшей Российской империи трехлинейка ни у кого и близко не вызвала интереса. Ни одна страна, кроме Финляндии, ее на вооружение не приняла, да и там винтовку основательно переделали. Абсолютное же и безусловное лидерство по популярности и распространенности как до войны, так и после нее, осталось за системой Маузера, которая официально состояла на вооружении армий как минимум 22 стран. Те, кто держал в руках маузеровские винтовки и, особенно, карабины «98», подтвердит, сколь удобно и хорошо они лежат в руках, насколько там «приятнее» целиться, легко и плавно передергивается затвор – без отрыва от плеча и линии прицеливания. Да и по боевой скорострельности маузеровка почти в два раза шустрее трехлинейки.
 
Вслед за маузеровскими винтовками – по качеству, удобству, надежности и популярности – шла система Манлихера: «манлихер» образца 1895 года считают наиболее скорострельной винтовкой Первой мировой, обладавшей к тому же мягкой отдачей и рекордно малым весом – всего 3,6 кг, карабин же вообще весил чуть больше 3 кг. До начала Первой мировой войны русские военные относились к австрийской винтовке слегка пренебрежительно, но, как вспоминал известный оружейник Владимир Фёдоров, «боевая практика заставила меня изменить взгляды на некоторые давно известные истины в оружейном деле. Так случилось, например, с австрийскими винтовками системы Манлихера.
 
В свое время, основываясь на чисто теоретических рассуждениях, мы считали, что у этой винтовки есть весьма существенный недостаток: в ее магазине имеется открытое окно, через которое в подающий механизм могут попасть пыль и грязь. Во всех учебниках ручного оружия, а также и в моем курсе, этот недостаток австрийской винтовки особенно подчеркивался. На экзаменах в Михайловском артиллерийском училище я самым серьезным образом спрашивал о нем юнкеров и сбавлял балл за незнание. А между тем, сравнивая в окопах русские и австрийские винтовки, я пришел как раз к обратному выводу. Пыль и грязь, попадавшие во время заряжания в магазин русской винтовки, скоплялись там, так как им не было выхода. А в австрийской – именно благодаря окну – пыль и грязь вываливались наружу.
 
Наш же магазин при сравнительно редкой чистке оказывался вместилищем всякого сора». Самый лучший показатель качества – популярность карабина Манлихера у русских разведчиков, бойцов пехотных штурмовых групп и, особенно, у казаков. Последние вообще в массовом порядке самочинно заменяли казенные карабины или казачьи винтовки на трофейные карабины Манлихера.
 
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО КОНКУРСА
 
7,62-мм магазинная винтовка принята на вооружение указом императора Александра III под названием «трехлинейная винтовка образца 1891 года». За рубежом ее именовали «винтовкой Мосина – Нагана», а в СССР с 1930 года стали называть «винтовкой конструкции С.И. Мосина». Оружие, которое должно было заменить 4,2-линейную (10,67-мм) винтовку Бердана № 2, выбирали в России с 1883 года, испытав аж 96 различных систем! В основном иностранных: отечественной оружейно-конструкторской школы фактически еще не существовало. История соревнования винтовки Нагана с разработкой Мосина описана подробно, но исследователи не особо педалируют вопрос, как вышло, что на конкурсе победила винтовка Нагана, а на вооружение принята другая.
 
Войсковые испытания винтовок обеих систем провели в лейб-гвардии Павловском полку, лейб-гвардии Измайловском полку, лейб-гвардии 1-м стрелковом Его Императорского Величества батальоне и Самарском 147-м пехотном полку.  Все испытатели однозначно высказались именно за винтовку Нагана: в сравнении с винтовкой Мосина, у нее были меньшее число задержек и большая прочность затвора. Поскольку войсковые испытания выявили преимущества винтовки Нагана, то за ее принятие на вооружение было подано 14 голосов членов комиссии, 10 – за винтовку Мосина. Но самое главное преимущество винтовки Нагана – она уже полностью была доведена и готова к серийному выпуску. Даже чисто внешне, как признают те, кто держал ее в руках в наши дни, она производит очень приятное впечатление: идеальный баланс, продуманный дизайн, хорошая прикладистость – она «больше похожа на современную винтовку, чем на продукт дореволюционного оборонпрома»! Винтовка же капитана Мосина на тот момент являла собой лишь прототип – ее еще надо было дорабатывать и дорабатывать.
 
Но тех, кто реально принимал решение, мнение войсковиков-практиков не интересовало, и комиссия свое решение переиграла: «При большей дешевизне и удобстве выделки ружья Мосина ему может быть отдано предпочтение…» Да и вообще, как решил оружейный отдел Главного артиллерийского управления (ГАУ), «пачечные ружья иностранца Нагана сравнительно с такими же кап. Мосина представляют собой механизм более сложный для выделки, и сама стоимость каждого экземпляра ружья несомненно увеличится».
 
Как видим, ни слова о каких-то чисто военных преимуществах, ключевые фразы – «меньшая стоимость» и оружейные заводы, мол, «были более подготовлены к ее производству». Хотя в переводе с языка казенного на нормальный это означало: реальная проблема – в низкой технической базе русских оружейных заводов и не слишком высокой квалификации кадров оружейников.
 
Затем прибыла совсем уж тяжелая артиллерия: в защиту «отечественной винтовки» выступил генерал-лейтенант (впоследствии генерал от артиллерии) Василий Бестужев-Рюмин – генерал-инспектор оружейных и патронных заводов, в недавнем – начальник Императорского Тульского оружейного завода. Но, главное, особа, приближенная к генерал-фельдцейхмейстеру (то есть начальнику артиллерии) – великому князю Михаилу Николаевичу. Его единственный боевой опыт – участие 25–30 июля (ст. ст.) в так называемой кампании 1855 года на Балтике в качестве офицера-артиллериста: англо-французский флот тогда бомбардировал Свеаборг и Гельсингфорс. Для знающих все говорит уже одно перечисление его чинов и регалий: устами генерал-инспектора говорил сам генерал-фельдцейхмейстер – то есть одна из мощнейших группировок императорского двора.
 
Великий князь Михаил Николаевич – не просто младший сын незабвенного Николая I, но и ветеран-артиллерист Севастопольской кампании, абсолютизировавший свой опыт той войны, – фактически XVIII века. Это был фанатик строя, муштры и откровенный ретроград, смотревший на мир исключительно через призму отцовской, николаевской выделки: пуля – дура, штык – молодец. Именно, как сейчас сказали бы, «аппарат» генерал-фельдцейхмейстера и тормозил принятие на вооружение нормальной винтовки. Результат – огромные потери Русской армии от турецких стрелков на Шипке и Плевне. Именно его контора до последнего противилась и самой идее принятия на вооружение магазинной винтовки, которыми уже были вооружены все армии Европы, и даже Японии! Наивно полагать, что такой монстр, десятилетиями тормозивший перевооружение армии, вдруг сделал выбор в пользу прогресса, – значит, на то у него были свои резоны.
 
Как и у генерала Бестужева-Рюмина: он вообще был лицом, шкурно заинтересованным в провале Леона Нагана – вне зависимости от реальных качеств его винтовки. Ведь капитан Мосин – его непосредственный подчиненный, 15 лет работавший под его началом на Тульском оружейном заводе! Все конструкторские разработки, в том числе и данной модели, велись согласно его указаниям, под его началом и присмотром.
 
Потому успех винтовки Нагана – удар лично по нему, куратору мосинской разработки и едва ли не ее основному лоббисту. Ведь принятие на вооружение именно мосинки означало огромный казенный заказ, прежде всего для его родного Тульского завода: речь шла о полном перевооружении Русской армии – это же миллионы винтовок. Не забывайте и патронные заводы, которые генерал-инспектор тоже курировал – это уже миллиарды патронов новой системы. Так какое имело значение превосходство одной системы над другой, когда речь шла о десятках миллионов золотых рублей?!
 
Еще один радетель прогресса (и винтовки Мосина), генерал от инфантерии фон Нотбек – тоже скорее из гнезда генерал-фельдцейхмейстера: николаевский фрунтовик, однако ни в одной из военных кампаний не участвовавший, зато лейб-гвардеец, с 1865 года в свите Его Величества, начальник Тульского оружейного завода – до Бестужева-Рюмина, с 1876 года – инспектор стрелковой части в войсках, с 1881 года – еще и инспектор оружейных и патронного завода, с 1883 года фон Нотбек председательствует в оружейном отделе Артиллерийского комитета при ГАУ, а с 1889 года он еще и член Военного совета – с оставлением в прежних должностях. Военный совет тогда иронически именовали «странноприимным», поскольку, как почти шутили, для членства там обязателен был геморрой и хотя бы один апоплексический удар. По целому ряду причин сей влиятельный персонаж, близкий к великокняжескому окружению (и двору), тоже был заинтересован в «непобеде» винтовки Нагана.
 
Как подсчитано, в случае принятия винтовки Нагана, России понадобилось бы 3–4 месяца на организацию валового производства «совершенно незнакомого образца винтовки» – вместо трехлинейки, якобы уже совершенно готовой к производству на отечественных заводах. Это по-нашему: потерять более совершенное изделие, получив в перспективе технологическое отставание, но «выиграть» аж 3–4 месяца! Куда более существенным выглядит иное: принятие системы Нагана якобы давало от двух до четырех миллионов рублей золотом «дополнительных издержек» на первый миллион выпущенных винтовок. Вот! Ведь эти золотые «издержки» – так они все одно были неизбежны – при «правильном» выборе винтовочной системы попадали уже не в карман Леона Нагана, а совсем в другой! Как отмечали многие современники, перевооружение было проведено с наибольшей экономической эффективностью и наименьшими затратами. К слову, на перевооружение одного русского солдата в среднем ушло около… 12 рублей – это был наименьший показатель среди армий Европы. Числом поболе, ценою подешевле?
 
Собственно, в войсках новую винтовку поначалу восприняли без энтузиазма: безбожно мазали даже опытные стрелки, привыкшие к более легким спуску и отдаче винтовок Бердана. Да и первое боевое применение трехлинейки оказалось своеобразным: 17 (29) мая 1898 года свыше двух тысяч исламских фанатиков напали на русский гарнизон в Андижане. Нападение успешно отбили, правда, большая часть солдат предпочла действовать только штыком и прикладом – так учили. Однако «азиатские головы оказались слишком крепкими для прикладов наших винтовок», потому казенному имуществу был нанесен значительный урон: приклады ломались, «штыки оставались в лошадях»…
 
Фото Итар-Тасс
 
ВИНТОВОЧНЫЙ ГОЛОД
 
Впрочем, удобство удобством, но собственно баллистические свойства трехлинейки были весьма приличны, и на тот момент она вполне удовлетворяла своему назначению. Тем паче что главная проблема оказалась не в качестве. Генерал от артиллерии Алексей Маниковский, возглавлявший во время войны ГАУ, так описал ситуацию. Общую потребность армии в винтовках исчисляли согласно мобилизационному расписанию 1910 года и устанавливали в Главном управлении Генерального штаба (ГУГШ). Всего было положено иметь 4 210 582 трехлинейные винтовки, имелось же их в реальности на 1 августа (20 июля ст. ст.) 1914 года 4 290 400 – на 79 818 больше. Также полагалось иметь для вооружения ратников государственного ополчения 438 421 единицу 4,2-линейных винтовок системы Бердана. В наличии их оказалось 362 019 – на 13 598 больше. Всего выходило 4 652 419 винтовок – вместо 4 559 003, положенных по мобрасписанию. «Из этих цифр ясно, что ГАУ предъявленное к нему требование по части снабжения армии винтовками к началу войны выполнило, – отмечал генерал Маниковский. – Но тут, естественно, возникает другой вопрос: правильно ли было само задание?»
 
Быстро выяснилось, что расчеты Генштаба мало стыковались с его же планами мобилизации: винтовок было 4,6 миллиона, но уже в августе 1914 года численность армии достигла 4,9 миллиона человек. Когда же завершили первую волну мобилизации и в армии очутилось почти 5,5 миллиона человек, то недоставало уже 780 тысяч винтовок! Первый же год войны потребовал еще не менее 5 миллионов дополнительных винтовок, тем паче выяснилось, что действующая армия ежемесячно теряет в боях на фронте 200 тысяч винтовок…  Оказалось, рассчитывая свои потребности в вооружении и боеприпасах, Генеральный штаб исходил из того, что боевые действия продлятся два… месяца!
 
При том, что в 1910 году, оказывается, было «в наличии 810 000 вполне исправных берданок с 275 млн вполне надежных патронов». И хотя бы на первых порах ими можно было вооружить тыловые части, ополчение, жандармов, конвойные части, забрав у них трехлинейки. Но Особая комиссия в ГУГШ тогда пришла к заключению, что 400 тысяч «лишних» берданок «бесполезно загромождают и без того обремененные склады». Потому излишки – изъять из складов, обратив их в охотничьи ружья, и даже «в лом металла». Сказано – сделано. Потом решили, что на складах лежит «слишком много» запасов черновых стволов – 262,5 тысячи: урезали до 100 тысяч. В 1912 году решили передать болгарам 50 тысяч трехлинеек и 25 тысяч берданок, в 1913 году монгольскому правительству подарили 10 тысяч трехлинеек, в 1914 году – передали сербам 120 тысяч трехлинеек и к ним 120 миллионов патронов. Как все это пригодилось бы в первые месяцы войны, когда заводы еще развертывали производство!
 
По подсчетам генерала Маниковского, Русской армии в годы Первой мировой для пополнения убыли и вооружения призываемых понадобились 17,7 миллиона винтовок. Согласно же мобилизационному расписанию полагали достаточным иметь не более 6,6 миллиона винтовок – «ошибка» вышла в 11 миллионов винтовок!
 
И покатилось: уже в сентябре 1914 года основные тыловые округа стали сообщать о недостатке винтовок для прибывающих новобранцев, ратников ополчения и отправляемых на фронт маршевых команд пополнения. В октябре 1914 года ГАУ вычислило, что недостает уже 870 тысяч винтовок, а в 1915 году положение с винтовками оказалось просто критическим.
 
Пришлось идти на закупки за рубежом. Вот только осознание, «что для современной войны оказались едва ли не одинаково пригодны какие угодно образцы ручного оружия, хотя бы и прошлого столетия», пришло и к союзникам. Потому у них с трудом удалось выклянчить лишь архаичную рухлядь, давно снятую с вооружения, – сполна оплачивая ее, между прочим, полновесным золотым рублем.
 
Так, было закуплено 450 тысяч французских винтовок Гра образца 1874 года, 105 тысяч винтовок Гра – Кропачека образца 1874/1885 – тоже французских, 400 тысяч итальянских винтовок Веттерли образца 1870/1887, 86 тысяч французских винтовок Лебеля образца 1886/1907, более 760 тысяч японских винтовок системы Арисака образца 1897/1905. Помимо этого, использовались трофейные немецкие винтовки Маузера – 50 тысяч, трофейные же австрийские «манлихеры» – 300 тысяч австрийских. Винтовки Манлихера были удобнее: патроны для них всю войну делал Петроградский патронный завод – 25 миллионов штук в месяц.
 
К середине 1916 года с «винтовочным голодом» кое-как справились, но, как писал Фёдоров, «ни одна армия ни в одной войне не имела на вооружении столь значительного числа разнокалиберных систем, сильно отличавшихся друг от друга по конструкции». К концу войны на вооружении нашей армии было десять винтовочных систем (трехлинейка, Бердана, Винчестера, Арисака, Веттерли, Гра, Гра – Кропачека, Лебеля, Манлихера и Маузера) – семи калибров, под семь совершенно разных патронов. Но русскому пехотинцу, как всегда, выбирать не приходилось: что было, тем и воевал.

Автор:  Владимир ВОРОНОВ
Совместно с: 

Комментарии



Оставить комментарий

Войдите через социальную сеть

или заполните следующие поля



 

Возврат к списку